Длинная серебряная ложка. Приключения британцев в Трансильвании

Неужели так будет и в самом конце, подумала Эвике, в последний из дней, и сжалится ли Господь над нами, когда увидит нас такими? Она решила бы, что ей снится сон, сумбурный и тягостный, если бы не запах. Над толпой вампиров нависло марево, в котором переплелись ароматы тяжелых духов и специй, но даже они не могли заглушить запах смерти. А может, и не было никакого запаха, и наша простоватая героиня приняла ожидаемое за действительность.

Виктор наклонился к ней и шепнул какую-то остроту. Девушка вздрогнула, словно ей в ухо упала льдинка, но автоматически улыбнулась, продолжая разглядывать гостей, которые все прибывали и прибывали. Нужно собраться с силами и довести задуманное до конца.

Отделавшись от жениха с невестой, вампиры взбирались по шаткой лестнице, сетуя, что не прихватили с собой веревку и альпеншток, а потом спешили в Парадную Залу. Столы там прогибались от подносов с фирменной колбасой герра Штайнберга и чаш с пуншем. Напитки были приготовлены по особому рецепту, и плавали в них отнюдь не дольки апельсина. Колбаса тоже расходилась на ура, хотя заметно было, что в большинстве своем гости смотрят на этот фуршет как на преддверие серьезной трапезы. Граф и его дочка интересовали их куда больше.

Но рядом с графом появился Леонард Штайнберг, который весь вечер ходил за будущим тестем, будто пришитый невидимыми нитками к его бархатному камзолу.

Утолив аппетит, вампиры приступили к более изысканным развлечениям. Те, кто постарше и посолидней, разошлись по углам, где предусмотрительный граф фон Лютценземмерн – сам в последний раз бывавший на балу лет 40 назад – расставил ломберные столики. Игроки кричали, спорили и лезли в драку, когда кто-то жульничал с помощью телепатии или превращался в нетопыря, чтобы подсмотреть чужие карты из-за спины. А какие ставки были в этих играх, и вспоминать страшно.

Молодежь и старики побойчее затеяли танцы. Нашлись среди гостей экземпляры, которые овампирились, когда в моде еще были хороводы, поэтому они громче всех ратовали за что-нибудь неспешное. Полонез казался им слишком быстрым, кадриль – верхом безвкусицы, ну а вальс так и вовсе порнографией. К всеобщей радости, на них цыкнул Виктор, который вернулся в Парадную Залу, чтобы открыть бал.

– Ma cherie, позволь пригласить тебя на первый танец, – кланяясь, обратился он к невесте.

– Смотря что за танец. Я только вальс умею.

– И это все? Неужели учителя танцев у тебя тоже не было?

– Увы мне, – раздался печальный вздох. – Ни танцам, ни языкам, ни наукам – ничему меня не обучали. А все потому, что папенька скупердяй. Над каждым грошом трясется.

Во время ее исповеди Штайнберг, по пятам ходивший за сиятельным зятем, побагровел, затрясся от злобы и недвусмысленно потер себе шею ребром ладони. Эвике томно ему улыбнулась.

– Ну, герр Штайнберг, что же вы так оплошали? – упрекнул его Виктор.

– Так не в коня корм, – ответил фабрикант, посылая псевдодочери испепеляющий взгляд. – Сами видите, моя девочка совсем недалекая. Чтобы не сказать полная дура.

– Это я в дедушку, – вздохнув, призналась Эвике. – Знаешь, Виктор, у моей маменьки все родственники сумасшедшие, по лечебницам сидят. А вот папенькина родня все больше каторжане. Ты, кстати, проверь карманы, а то вдруг папенька что-нибудь у тебя стащил. Он у нас такой, вороватый, – мстительно добавила она.

Гизела в очередной раз поправила воротник бального платья. До чего же обидно, когда дама, чья молодость пришлась на времена Фридриха Великого, делает замечание, что твое платье старомодное!

С независимым видом она прошлась по зале. Хозяйка она здесь или нет? Осталось только объяснить это вампирам, которые бросали на нее весьма гастрономические взгляды. Но Гизела успокаивала себя тем, что раз у них со Штайнбергами уговор, ее не тронут. И отца тоже. И даже остальных, если сильно повезет. А еще она надеялась, что вампиры поверят в их маленький обман, раз уж они до сих пор его не раскусили. Словом, весь вечер виконтесса занималась самовнушением.

Ее батюшка, развлекавший гостей непринужденной беседой, отделился от толпы, подошел к дочери, ласково пожал ей руку. Леонард тоже был тут как тут.

– Гизи, ты бы не могла сегодня аккомпанировать? Потом тебя обязательно сменят, чтобы вы с Леонардом тоже потанцевали.

Леонард изобразил вежливую, хотя малоубедительную улыбку, и нервным жестом пригладил волосы, которые пробивались сквозь густой слой бриолина и торчали по сторонам. Фрак его выглядел так, будто по нему прошлась рота солдат, одна фалда была надорвана – Леонард умудрился на нее наступить, – рукава скукожились и из них торчали его острые запястья. А танцует он со всей грацией лося на льду, тоскливо подумала Гизела.

– Спасибо, папа, но лучше не надо. А вот сыграть могу. Тем более что только я умею обращаться с нашим клавесином, – и виконтесса смерила инструмент взглядом тореадора.