Длинная серебряная ложка. Приключения британцев в Трансильвании

За эти годы она узнала все секреты фамильного клавесина. Например, на какие клавиши лучше не нажимать, потому что они западают. Даже виртуоз Паганини, сыгравший на скрипке с одной струной, пришел бы в замешательство при виде инструмента, который стрекотал, сипел, кряхтел, стонал и в любую минуту грозил треснуть пополам. Уже за клавесином Гизела отыскала взглядом свою служанку, которая буквально висела на Викторе. Неужели рассчитывает протанцевать с ним весь вечер? Это ведь совсем неприлично, если танцуешь только с одним партнером. Но где Эвике – и где приличия!

Тем не менее, у девушки были все шансы выдать себя за Королеву Проклятых – похоже, упыри признали ее за свою. В представлении Гизелы ее горничная была антонимом слова «вампир», но немертвые почему-то охотно поверили в такую невесту. И даже сам жених… О нет, жених поверил в первую очередь!

При мысли о женихе Гизела смущенно отвела взгляд и принялась внимательно изучать люстру. Почему некоторым достается Леонард, которому бы только с микробами агукаться, а другим…

Она печально вздохнула. И здесь Берта умудрилась ее обскакать, даже находясь за сотни километров! И лучшего жениха отхватила, и лучшее платье.

Девушка закрыла глаза и попыталась представить, что было бы, окажись здесь настоящая Берта Штайнберг, и ее сердце заныло. Потому что она не перекинулась бы с Гизелой даже словечком – Берта всегда молчалива и холодна. Кивнула бы, отвела глаза и мгновенно переместилась в другой конец залы. И, конечно, Берта была бы прекрасна – намного красивее Эвике даже в одном и том же платье и с одинаковой прической, уложенной за затылки пышными завитками. Ей так шел красный… Ей идет красный.

Итак, на чем мы остановились? Берта проходит мимо с гордо поднятой головой, даже не замечая Гизелу. Вежливо кланяется гостям. С манерами у нее не густо, тут они с Эвике как сестры родные, но, в представлении Гизелы, поклон Берты вышел благородным. Она улыбается Виктору и ликует, что в нее влюблен такой красавец. Они открывают бал. Берта летит по залу невесомо, будто ласточка, порхает над полом, все смотрят на нее – прекрасная невеста! А Гизела сидит в стороне – вот прямо как сейчас – и задыхается от ревности и злобы. Потому что в этой паре есть лишний. Кто-то, чье место должна занять она, Гизела фон Лютценземмерн – это ее место по праву! Это ее должны кружить в танце, по ее талии должны скользить руки… нет!

Гизела резко обернулась, ощутив на себе тяжелый взгляд, но никого не увидела. Потом, на всякий случай, огляделась еще один раз. Ее не покидало чувство, будто кто-то пристально смотрел на нее или даже сквозь нее. Она встряхнула головой, стараясь отделаться от этого странного ощущения, но никак не получалось.

Потому что кто-то действительно смотрел на нее и видел то, чего еще не видела сама Гизела.

Добрую половину бала Уолтер простоял в углу, где и собирался провести остаток вечера. Теперь, когда Гизела уселась за клавесин, приглашать на танец было некого – остальным дамам он не представлен, да и не стремился завязывать с ними знакомство. Ему в одночасье опротивели вампиры – как en masse, так и отдельные личности. Первая пара все кружилась, отдавшись на милость центробежной силе, и Виктор, в полуобороте, вдруг пристально посмотрел на Уолтера и сверкнул острыми клыками. Улыбка его казалась чересчур любезной, чтобы не быть насмешливой.

Внезапно он понял, почему с первого же взгляда возненавидел Виктора, хотя тот и казался славным малым. В этом-то вся и загвоздка! Будь он мрачным чудовищем, злобно зыркающим по сторонам, к нему еще можно привыкнуть. Но он был, как говорится, душа компании – остроумный, небрежно-вежливый и успешный во всем. Смени он элегантный галстук на белый воротничок пастора, и перед Уолтером оказался бы старший брат. Чересчур знакомой была эта улыбка благополучного, состоявшегося человека. А самому Уолтеру остается лишь завидовать, наблюдая за чужим успехом из тени, как попрошайка у витрины игрушечной лавки, как бедный родственник, которого из жалости позвали на пир. Лучше бы ему никогда не приезжать сюда! С таким же успехом можно и дома позориться.

И тут Уолтера окликнули. Причем по-английски.

– Молодой человек! Да-да, вы, – к нему направлялась высокая дама в черном платье, по случаю праздника украшенном бриллиантовой брошкой. Ее светлые, но уже начинавшие седеть волосы были собраны в строгий пучок, а глаза смотрели с высокомерной холодностью.

– Мэм?

Юноше потребовалось еще некоторое время, что прийти в себя, а так же разобраться: родная речь на балу – это хорошо или плохо? Вернее, «плохо» или «настолько плохо, что пора удирать отсюда через окно».

– Вы ведь англичанин? – продолжала дама, оценивающе разглядывая его. – Оксфордшир… Хотя нет, скорее всего, Девоншир, так?

– Д-дербишир, – промямлил Уолтер, которому совсем не нравилось, какой оборот принимала беседа. Если вампирша воскликнет: «Ба, да мы земляки!», ему придется ой как несладко.