– Не забудьте на бланке расписаться. И вот еще что – возможно, чуть позже вы решите, что все это вам пригрезилось. Человеческая память слишком ненадежна, слишком снисходительна. Но если вы, поразмыслив, захотите снова причинить Маванви зло, лучше сразу выбросьте эту идею из головы. Во второй раз вы так дешево не отделаетесь. Я буду следить за вами. Я умею превращаться в туман.
Когда чета злодеев выскочила в коридор и бросилась в кабинет главного врача, Берта присела на другой конец дивана, заложив ногу за ногу. Девушки посмотрели друг на друга и расхохотались.
– Они ведь уезжают в Лондон, – стонала Маванви, утирая слезы, но на этот раз слезы счастья. – Там все время туман! Вот же они напугаются!
– Именно на такой эффект я и рассчитывала.
Тут Маванви подползла к ней поближе, обняла, положила голову ей на плечо, ласкаясь как сытый котенок. От его невинного порыва Берте сделалось неуютно. Сложив руки на коленях, она смерила Маванви холодным взглядом, но та лишь блаженно улыбнулась в ответ. Совсем, видно, рехнулась от счастья. Знала бы, с кем лезет обниматься!
А вдруг и правда знает? Она ведь писательница, тонкий психолог, знаток душ. Вдруг ей можно приоткрыть створку сердца, показав содержимое? Но риск слишком велик. Вдруг Маванви посмотрит на нее с гадливостью? Или еще хуже, спросит: «Как сестру?» И как объяснить, что не нужна ей сестра, ей одного брата хватает за глаза, и того она больше никогда не увидит.
Заметив, как насупилась Берта, девочка посмотрела на нее заискивающе.
– Отодвинься, – приказала вампирша, – какая радость обниматься с трупом?
– Не говори так про себя, слышишь, не говори! Почему ты так себя ненавидишь? Ну что мне сделать, чтобы у тебя все было хорошо?
– Для начала кончай уже реветь. Нечего скорбеть по тем, кто умер давно. Ты бы еще по Юлию Цезарю всплакнула. У меня же все будет хорошо, если я увижу тебя благополучной. И еще лучше, если ты меня вообще забудешь.
– И не подумаю, – возмутилась Маванви, не отпуская ее руки, – мы ведь подруги.
От этого слова Берта вздрогнула.
– Да ты в уме ли? Какие мы подруги? Повстречайся мы при других обстоятельствах, и я, возможно, перекусила бы тебе шею.
Вот здесь, – ее коготь чуть царапнул кожу, тонкую как у новорожденного ягненка. Лишь тогда Маванви отодвинулась. На ее шее вспухла розовая полоска, и вампирша едва удерживалась, чтобы не припасть к ней губами.
– А теперь иди, герр Мейер тебя заждался, – Берта добавила уже мягче. – Ступай и ничего не бойся. Отныне будешь знаменитой, богатой и счастливой. Я твоя фея-крестная, и слово мое крепко.
– А ты, Берта? Ты ведь тоже будешь счастлива!
– Постараюсь.
– Ты так говоришь, как будто в это не веришь!
– Я и не верю.
– Но, Берта…
– Такое не сбывается, Маванви. Даже в сказках.
Отступать было некуда. Все это время она шла по мосту, разбрызгивая за собой масло. Оставалось лишь чиркнуть спичкой.
– Ты, верно, слышала про принцессу в башне, прекрасную принцессу, которую спасает принц? Убивает дракона, находит замок в глуши, карабкается по отвесной стене, преодолевает все преграды, чтобы исцелить ее поцелуем? И они живут вместе долго и счастливо.
В начале ее речи Маванви напряглась, но тут же облегченно рассмеялась.
– Ну и Берта, ну и накрутила! И это все? – сияя, спросила она. – Чего же тут стыдиться? Это обычные фантазии, нормальные! Да каждая девушка мечтает оказаться в роли той принцессы!
– Вот именно, – оборвала ее Берта, – я же мечтала стать принцем. А стала драконом.
И вампирша насмешливо посмотрела прямо перед собой.
– Ну что, нравлюсь я тебе такой?
Глава 13
Не все смертные, с которыми сталкиваются вампиры, идут на смерть покорно, аки агнцы на заклание. Сопротивление не ограничивается мольбами. В ход идут и кулаки, а то и оружие, от кочерги до револьвера – словом, все до чего жертвы успевают дотянуться. Как это ни прискорбно, но обычные, человеческие средства защиты против вампира малоэффективны. Рана, нанесенная саблей, быстро затянется. Пуля пройдет навылет, не причинив серьезного ущерба, за исключением испорченной рубашки, а уж это обстоятельство только раззадорит вурдалака.
Но никогда еще люди не пробовали кусать вампиров. Было в этом что-то настолько противоестественное, что в жилах стыла чужая кровь. Так почувствовал бы себя человек, чей бифштекс вдруг выхватил вилку и вонзил ему же в руку. Чудовищно! Если еда начала на тебя кидаться – считай, настали последние времена.
Обо всем этом Виктор подумал гораздо позже. Прижимая руку к окровавленной шее, он застонал и согнулся.
Кусалась Эвике умело. Двенадцать лет приютской жизни не прошли для нее даром. Днем монахини учили сирот домоводству, зато по вечерам девочки выясняли, кто находится на самом верху пищевой цепочки и, следовательно, имеет право отбирать обед у всех остальных. Уже тогда Эвике поняла, что зубы даны женщине не только для того, чтобы сверкать ими в улыбке.
Воспользовавшись его замешательством, она подбежала к дивану, сгребая в охапку Жужи, и бросилась к двери. А к Виктору уже летела Изабель.