Длинноногая девочка Глаша из деревни Бабино, кот Пломбир и шарпей Дориан

Сильный шорох заставил Пломбира пружинисто перевернуться и застыть, напряженно вытянув шею. Послышался то ли всхлип, то ли прерывистый вздох… — Эй, кто там? Из редкого кустарника протиснулось НЕЧТО, бывшее когда-то тоже цвета топленого молока: то ли передом, то ли задом; то ли теленок, то ли поросенок… Пломбир выгнулся в спине и приготовился, на всякий случай, ретироваться. Расцарапанные, с прилипшими хвойными иглами складки задвигались, приоткрывая щелки с испуганными глазами орехового цвета. Также внезапно образовался язык, и дрожащее НЕЧТО произнесло вежливым собачьим голосом:

— Не уходите, пожалуйста…

— А ты кто?

— Я — Дориан, я потерялся, меня мама, наверное, ищет, я пить очень хочу, пожалуйста…

Пломбир задумался: сейчас его мама складчатая примчится, не разберется и затопчет, чего доброго, не успеешь даже на дерево сигануть!

— А ты маму- то где оставил?

— Мама в машине была, за рулем.

— Ничего себе, мама — и за рулем! А хозяева где?

— Мама — моя хозяйка…

— Мама — это та, которая тебя родила: если ты — собака, то и мама твоя — собака, а я — кот, Пломбир меня зовут, значит, моя мама — кошка. Хозяйка — это человек: ты в ее доме живешь, она тебя кормит зимой. Ты же стараешься ей не мешать, мышей ловишь, птичку иногда можно принести в подарок… Хозяйка — это для тебя все: она и имя тебе дает, она и…

— Пломбир, возьмите меня, пожалуйста, к вашей хозяйке, я мешать не буду, я только пить хочу.

— Пойдем уж, но не к бабушке Кате, ей и без нас забот хватает, а к девочке Глаше попросимся: она добрая, и изба у них просторная, холодильник большой с продуктами, она жалостливая, не прогонит…

— А вода у нее есть?

— !

Пломбир, первым делом, привел Дориана к лесному ручью. Странно, собака, известно — главный недруг, а сердце трепыхнулось в маленькой кошачьей груди, когда Дориан, смешно растопырив лапы, погрузил в ручей свою измученную морду и жадно начал всасывать воду, как насос, аж воронка образовалась на поверхности, не захлебнулся бы, эй!

В деревню пришлось идти не спеша: Дориан немного прихрамывал, да и воды, конечно, перепил, поэтому булькал всем туловищем, как бабушкина резиновая грелка. Солнце уже стояло высоко, становилось жарко, над Дорианом начали кружиться мухи и слепни, пришлось свернуть прямо в льняное поле и брести наугад, но щенок оказался молодцом: собрал складки в комок, головой крутит, сопит, но не жалуется. А вот и Бабино, дом Глашин уже виден, дошли, наконец!

Пломбир усадил Дориана в тени под вишней, чтобы Глаша сразу могла его заметить, но не успела испугаться. Сам устроился перед крыльцом, опустил плечи, закатил смышленые глаза, вдохнул и:

— М…Я…У…И!

Глафира

Глафира — Глаша, как называют ее родственники и друзья, в этом году перешла в 7 класс лучшей средней школы муниципального округа (с юридическим уклоном). Училась Глаша отлично, хотя и не без труда, ей нравилось заниматься в классе, она была из тех учеников, кто постоянно тянет руку, в борьбе за право ответа. Дома тоже уроки делала без принуждения, во всем старалась разобраться, понять или запомнить. Кроме школы, Глаша посещала бассейн, кружок спортивного танца, периодически пела в хоре, и занималась английским языком. Все ей было интересно, и "не напрягало". "Смышленая девочка", — говорили про нее учителя.

К 11 годам Глаша вытянулась, как стрелка и переросла маму. Длинные ноги, руки и шея, прямая "балетная" спина, пепельно-русые волосы, прозрачная кожа на тонком правильном лице и огромные серые глаза, — все это не позволяло пренебрежительно хмыкать: "Акселератка!" Скрытой гармонией угловатых резких движений, наклоном головы, отсутствием фарфорового блеска во взгляде, — она напоминала, по мнению крестной, звезду мирового кинематографа ХХ века Уму Турман.

Бабушка, которая "вела хозяйство в доме", рачительная и аккуратная, мечтала видеть Глашу куклой Барби. Фанатку бантов-пропеллеров, коротких пышных платьев с поясками и рукавами-фонариками, бабушку раздражала возрастающая самостоятельность внучки, её неуклюжесть левши-подростка; втайне она считала Глашу немного неряшливой и своенравной.

Глаша к бабушке относилась снисходительно, сочиняла и рисовала поздравления ко дню ее рождения, помнила по именам героев всех мыльных сериалов, которые бабушка просматривала два раза на дню, с повторением. Картинная, в нарочитых интригах жизнь "Диких ангелов" бабушке была интересна и совершенно понятна. Она вскипала у экрана и в подробностях пересказывала вечером дочке и внучке очередную каверзу сюжета, причем с таким жаром сопереживания, что иногда делалось страшно за ее слабое сердце! Глаша бабушку жалела и старалась помочь, но часто вступала в ненужные перебранки и споры. Активное разумное начало в ней протестовало против деспотизма аккуратности:

— Глаша, приведи, пожалуйста, в порядок свой письменный стол…

— На столе все в порядке!

— Неужели ты не видишь, что ручки разбросаны…

— Они же не по полу разбросаны, они лежат на столе!

— Поставь ручки в стакан для карандашей…

— Они мне не мешают!

— В кого ты такая! Почему ты не слушаешься бабушку?