Длинноногая девочка Глаша из деревни Бабино, кот Пломбир и шарпей Дориан

— Это мой стол, я сама его приберу, когда мне будет надо!

— Не груби! Надо чтобы всегда был порядок! Ты же девочка! Посмотри, как у тебя висит сменная одежда…

— Она висит не у меня! Она висит на спинке стула!

— Неужели ты не видишь, что вся одежда скомкана? Глаша! Я для тебя хочу только добра…

— Ну бабушка! Ты же знаешь, что у меня по утрам "глаза мелко смотрят"! Я не успеваю… Меня моя одежда устраивает! Я могу вечером ее погладить…

— Надо вставать на 15 минут раньше, почему я должна все успевать? Ты еще никогда ничего не погладила!

— Ты тоже не все успеваешь! Мама же тебе помогает…. А утюг ты сама мне не даешь!

— Да ты уронишь его, как все роняешь и разбрасываешь! Ты представляешь, сколько стоит сейчас новый утюг? Мама работает с утра до вечера, бабушка целый день на ногах, а ты не желаешь ничего слушать, в кого ты такая эгоистка?..

Обычно дед не выдерживал и прекращал тупиковый диалог, а вечером уже мама выслушивала от каждой из сторон накопившиеся за день взаимные раздражения. Но что удивительно, в деревне ссоры вспыхивали гораздо реже: может быть, оттого, что Глаша в доме находилась минимальное время, только, чтобы кружку молока взахлеб выпить, или быстро-быстро поесть. Едва бабушка делала вдох, для начала воспитательского часа, — Глаша уже мчалась по деревенской улице, загорелая до черноты, сверкая пятками и яркими треугольниками трусиков. А вечером, когда дети спят, все они такие милые, такие послушные…

Приходя из школы, Глаша, моментально сняв верхнюю одежду и обувь, в носках бросалась от входных дверей мимо кухни и бабушки к экрану телевизора с любимым сериалом, или к деду — для незамедлительного разрешения трудной задачи, с которой не сумела справиться на уроке.

Дед, полковник в отставке, называл, Глашу "незабудкой" и в младенчестве укачивал ее на руках, напевая хрипловатым голосом: "Врагу не сдается наш гордый "Варяг"… Когда здоровье позволяло ему выезжать на лето в деревню, каждый вечер перед сном он рассказывал Глаше тихим голосом свой вариант русской народной сказки "Колобок". В его версии колобок ушел от лисы, и прикатился домой, а бабушка положила его на красивую тарелочку. В гости к старикам пришел внук Ванюша, и бабушка стала всех угощать: " Отрезала кусочек от колобка — Ванюше дала, отрезала другой кусочек — дедушке дала…" Мама смеялась над сказкой-триллером, бабушка возмущалась, а Глаша сладко-сладко засыпала… Дед помогал справляться с домашними заданиями, часами разгадывал с внучкой кроссворды и ребусы, рисовал на семейные праздники стенные газеты. Читая в последнее время две книги: "Библию" и "Жизнь Эйнштейна", — он знал ответы на все вопросы в многочисленных телевизионных викторинах. В Глаше ему нравилось все. Глаша его обожала!

Глашина мама много работала… "Я хочу, чтобы ты выросла умной, воспитанной девочкой"", — устало повторяла она стремительно подросшей дочери. Но мама умела быть современной: именно благодаря ей в гардеробе Глаши появились многочисленные топики, маечки, шорты и лосины, банты сменились на банданы, а на запястьях поблескивали цветные фенечки из бисера. Мама, безусловно, пользовалась авторитетом, но еще к ней можно было пробраться ночью в кровать, пожаловаться на холод или беспричинный страх и уютно уснуть, уткнувшись носом в кружевную сорочку, бестолково повторяя: "Мамочка моя, мамочка… как я тебя люблю, как люблю…"

Папа жил отдельно от Глаши, потому что"…у него не складываются отношения с бабушкой!" Он называл Глашу кляксой (шутка!), по праздникам возил в кафе и на вещевой рынок, дарил на дни рождения кассетный магнитофон, компьютер… У папы была квартира, машина-иномарка, сотовый телефон и садовый участок в престижном Орехово. В начале лета папа, по маминой просьбе, отвозил Глашу с бабушкой в деревню, а в начале августа — забирал в город. В течение года Глаша отца больше не видела и не слышала. Она никогда ему не звонила, и он лишний раз не интересовался событиями ее девчоночьей жизни. Глаше иногда хотелось узнать его мнение, пусть даже критическое, по поводу одежды или просмотренных ею телепередач, но он эмоционально присутствовал только в порядке надзора за своими вещами (не сломай!), и личным временем (быстрее, я опаздываю!)