Длинные дни в середине лета

Алла оделась первой и смотрела в приоткрытую дверь на темный, залитый

водой огород. По болоту гуляла рябь от набегавшего ветерка, и тогда крупные

капли срывались с ботвы и падали, ломая эту рябь спокойными кругами. Было

холодно и грустно. Холодный воздух полз в приоткрытую дверь. За спиной Аллы

тихо сопели, одеваясь, девчонки.

Толик вывернулся откуда-то сбоку, вытянулся, заглядывая в темную щель

двери, и остался стоять, загораживая дорогу. На Аллу пахнуло запахом мокрого

сукна и водки.

— Ты чего? — спросила Алла.

— Учат вас, учат, а вы шайками по голове...

— Не лезь, куда не надо.

— Может, у меня голова не только для того, чтобы шапку носить. Ты об

этом подумала?

— А ты подумал?

— Ладно, — сказал Толик,— чего с вас взять? Жизни вы не знаете.

Он стянул толстый суконный пиджак, под которым была новая, с еще

магазинными складками ковбойка, встряхнул его, отчего в карманах зазвенела

мелочь, и, отступив на шаг, замер, держа его в вытянутых вверх руках.

— Карета подана!

— Хватит копаться! Выходи! — сказала Алла.

Лидка вышла, поежилась, шагнула под Толькин пиджак, и они побежали к

крыльцу. Толик бежал сзади, придерживая пиджак двумя руками за отвороты,

чтобы он не свалился, дурашливо ржал и то ли случайно, то ли нарочно задевал

Лидку коленом. Она, конечно, визжала. Толик сбегал так с Тамаркой, Ларисой,

Маргошкой. Алла не стала дожидаться, пошла одна. Холодный воздух приятно

трогал голые руки, от него свежело в голове и возвращалась сила размягшему телу.

В избе тетя Наташа, худая, остроносая женщина лет пятидесяти, в ватнике,

который, наверное, забыла сбросить, и длинной, закрывавшей до половины голе-

нища сапог юбке, суетилась возле каждой, совала ка- кие-то тряпки, чтобы

вытереть ноги. Она кинулась искать шерстяные носки, чтобы москвички не

простудились, но ничего не нашла, кроме кучи стареньких, * с дырами на пятках

чулок в резинку. Чулки годились только Лариске. Тамара даже мерить не стала,

она сидела на лавке, задрав ногу, и ковырялась в красной ступне—занозила в

сенях.

— Расселась! — зашипела Алла, загораживая ее. — Давай скорее.

В избе было полутемно. Свет еще не дали, а может, где-нибудь что-то

сломалось — так было часто, потому что энергии не хватало. Девчонки шлепали

босиком по тряпочным половикам, наслаждаясь ощущением пола мод ногами —

отвыкли. И даже скромная обстановка — стол под клеенкой, этажерка, скамья,

три. венских стула— казалась им шикарной.

.

— Молочка, девочки! —угощала тетя Наташа и подталкивала каждую к

столу, где белели разномастные чашки, а в самой середке, около тарелки с толсты-

ми ломтями хлеба, колыхалось от всей этой суеты в широкой- кастрюле молоко с

еще не осевшей пеной.— Не стесняйтесь, гостеньки!

— Галеты! — вспомнила Лидка и кинулась на улицу.

— Может, картошечки отварить? — спросила тетя Наташа, окидывая

взглядом стол,

— А ты как думала! — сказал Толик. — Раньше ты, теща, быстрее понимала.

— Ага,— откликнулась она,— раньше быстрее. А сейчас одна. Много ли мне

надо? Вот и отвыкла совсем. Да вы пейте молочко — свое!

— Давай! — сказала Маргошка и протянула Толику чашку.

— Молочка, доченька?—спросила тетя Наташа.

— Извините, конечно,— сказала Маргошка,— но меня от парного мутит.

Толик, долго я так буду стоять!

— Ты чего? — не поняла Алла.

— Хитрая! — сказал Толик и полез за занавеску.

— Привык с дурочками, перестраивайся. Время-то теперь какое! — ворчала

Маргошка, пока он доставал с подоконника бутылку «Анапы» и отдирал желтый

алюминиевый хвостик.

— «Цинандали», девочки!— закричала с порога мапыхавшаяся Лидка и

встала, как американская свобода с факелом.

И тут вспыхнула под потолком лампочка.

Ну, я пошла картошку варить! — сказала тетя Пптлша.— А вы молочко

пейте.

— Кому молочко бешеной коровки? — спросил Толик. — Подходи!

— Давай! — согласилась .Алла. — Что с этими алкоголичками делать!

— «Цинандали» лучше! Он натуральный! — кричала Лидка и бегала вокруг

стола, но «Анапа» имела больший успех.

— Не кричи! — сказала Лариска Лиде. — Поставь сюда. Нечего на них

добро переводить.

— С легким паром! — возгласил Толик и чокнулся с каждой.

Алла заглянула на подоконник, откуда Толик вытащил бутылку, и сердито

свела брови — там еще две стояли.

— Иди-ка сюда! — позвала она Толика и стала ему выговаривать,

придерживая за рукав, чтобы не убежал.

— Девочки, галеты! Почему не едите? Они питательные! — кричала за

столом Лидка и совала каждой эти сухие деревяшки.

Лариса потихоньку налила себе вторую чашку «Цинандали» и сидела-

потягивала, наплевать ей было на этот галдеж.

— Нет, ты подожди! — сказала Маргошка Алле и полезла из-за стола. — Ты

почему у меня кавалера отбиваешь? Толик, ты чей кавалер?

— Чего делить-то? — спросила Тамара. — Музыки все равно нет.

— То есть как — делить? — возмутилась Маргошка.—Ты себе найди

сначала, а потом дели, если хочешь.