Длинные дни в середине лета

— Вам это неинтересно, — строго сказала девушка, она была не такая уж и молодая, как сначала показалось Наташке — лет тридцати.

— А про что книжка? — спросила Наташка, которой стало обидно, что такая кикимора не хочет с ней разговаривать.

— Ты не поймешь.

— А ты объясни. Ты же ученая.

— Мне некогда.

— Всем некогда. А говорят, человек человеку друг, товарищ и брат.

— Ну и что?

— Ничего. Неправда все это.

— А что, по-твоему, правда?

— Ее нет — кошки съели.

— Еще что скажешь?

— А чего ты мне рот затыкаешь? Целый город людей, а поговорить не с кем.

— Ну, что тебе?

— Ты сколько зарабатываешь?

— У меня стипендия.

— А у меня ни фига. А машину я все равно раньше тебя куплю.

— Ну и что?

— Ничего. Тебе неинтересно?

— Покупай.

— А работать я не буду.

— Не работай.

— Я и так проживу.

— Попробуй.

— Не веришь? Да если я захочу, ко мне очередь будет, как в ГУМе за кофтами. Нарасхват буду!

— Пожалуйста.

— А ведь это нехорошо. Меня воспитывать надо.

— Зачем?

— Доучилась? Что же ты такое говоришь?

— А зачем тебя воспитывать?

— Чтобы я так не делала.

— Другая найдется.

— А вы и другую воспитывайте.

— Ну и что? Третья будет.

— Неправильно ты говоришь. Зачем тогда милиция?

— До тех пор, пока будет социальная основа для таких поступков, они сохранятся. Милиции трудно с ними справиться. Нужно, чтобы произошли глубокие изменения в сознании каждого человека.

— А я? Выходит, я ни при чем?

— При чем. Но захочет общество — в космос полетишь или на фронт санитаркой пойдешь.

— Неправда! Я сама все решила!

— Вопрос появляется только тогда, когда есть предпосылки для его решения. Знаешь, кто это сказал?

— А мне все равно. Никакого твоего общества нет. Есть клиенты, шпана, работяги, фраера. Общество, может, бывает, когда выпить собираются. А так каждый сам по себе живет.

— А ты попробуй хоть день без людей прожить — заскучаешь. И есть что-то ведь надо.

— Заработаю.

— Иными словами, вступишь в какие-либо общественные отношения. А они определяются в конечном итоге объективными законами, изменить которые человек не в силах. Он может лишь познать эти законы, научиться использовать их в своих интересах. Но изменить эти законы человек не может.

— Хорошо говоришь! И какие там про меня есть законы?

— Обыкновенные. Перебесишься. Залечишь гонорею. Пойдешь работать. Выйдешь замуж. Дадут тебе квартиру отдельную, чтобы с соседями не ругаться. Родишь мальчишку, отдашь его в английскую школу, тогда во всех школах языки начнут с первого класса преподавать. По воскресеньям будешь с мужем на «Фиате» за город ездить. Вот и все.

— Неправда! — крикнула Наташка. — Врешь ты все. Ничего этого не будет.

Она вскочила, сжав кулаки. Девушка смотрела на нее с удивлением и испугом. А Наташка прыгала вокруг нее и кричала:

— Неправда! Я сама все решила. Зачем ты врешь? Я проститутка, и в гробу я твой «Фиат» видала. Поняла? Ты мне рот не затыкай. Плевать я хотела на твое общество.

Потом она упала на песок и затихла. Мокрой косынкой девушка вытерла ей лицо. Потом сходила еще раз к реке, принесла в пригоршне воду, плеснула на Наташку. Та открыла глаза.

— Ты чего? — спросила девушка. — Чем я тебя обидела?

Наташка посидела несколько минут, встала и пошла.

— Эй! — позвала она, отойдя уже порядочно. — Как твоя наука называется?

— Философия.

— Не будет этого никогда. А книжки свои выкини!

Потом она долго шла по улице. От чахлой молоденькой зелени прохлады не было никакой. Воняло асфальтом. Тяжелые грузовики пыхтели какой-то дрянью. У Наташки разболелась голова, и она смотрела по сторонам, отыскивая, куда бы спрятаться. На лавочке можно было сейчас поджариться.

Она зашла в мебельный магазин. Покупателей не было, и даже продавцы куда-то, попрятались. Наташка присела на стул. Никто на нее не закричал. Тогда она шмыгнула в дальний угол к широкому дивану, потрогала обивку и даже поморщилась, обнаружив на полировке царапину, как будто хотела этот диван купить. Никто не прогнал ее. Она легла, спряталась за высокой спинкой.

Наташка закрыла глаза. Негромкий шум магазина вдруг навалился на нее. Он густел, становился громче, Наташка испугалась и открыла глаза. В магазине было тихо, только у входа визгливая тетка что-то кричала. Но стоило Наташке закрыть глаза, как гул усилился. Что-то крутилось вокруг Наташкиной головы все быстрее и быстрее, и уже не было никаких сил выдержать эту страшную карусель. Наташка заплакала.

— Ты чего? — над ней стоял толстый парень в сатиновом халате.

— Голова, — Наташка потрогала затылок, ей было так плохо, что она даже не подумала о том, что продавец может заорать, выгнать ее на улицу.

— У меня тоже. Это от жары. На таблетку — проглоти и полежи. Все пройдет. Только разуйся.