Длинные руки нейтралитета

Сигнализатор-амулет с водным кристаллом был несовершенен. Даже лиценциат, специализирующийся на воде, констатировал бы отсутствие сигнала от волн, разбивающихся о берег. Правда, никто на Маэре не распознал бы сигнал от винта, но почувствовать нечто незнакомое мог не то, что лиценциат – даже бакалавр.

– Есть синий, ваше благородие!

И еще через пятнадцать минут:

– Осмелюсь доложить, этот, что дает синий огонек, он, похоже, движется.

Тревожные мысли Семаков отставил. С ними можно было разобраться в другой раз.

– На руле – так держать!

Не прошло и двух часов, как картина стала ясной: вдоль берега, сливаясь с ним, шел посыльный корабль.

– А ведь глазом его и не заметить. Та-а-ак… Мягонький, поднять команду по тревоге!

Металл палубы и трапов загремел от топочущих ног.

– Корабль к бою!

С лязгом встали на место железные заслонки.

– Ваше благородие, осмелюсь доложить – не видят нас они, вот на чудотворной иконе поклянусь, что не видят.

И тут же сигнальщик, видимо, опасаясь, что ему не поверят, перекрестился на висящую в углу рубки икону.

– Да верю тебе братец, но и мы их, считай, не видим.

– Да как же нет! Вот он, бурун от носа.

– Это только ты видишь. Максимушкин! Можешь различить противника?

– Никак нет, ваш-бродь, больно далек он, и дождь, опять же, мешает.

– Ты что скажешь, Патрушев?

– Как бы видно, но палить пока не можно. Гранаты зазря пожжем.

– Раз так… – руки командира двинули часть рычагов вперед до упора. Теперь в рубке явственно слышался гул движков.

Никто ни на шлюпе «Ардент» (это он шел в виду крымского берега, несмотря на очевидные навигационные трудности), ни на «Морском драконе» так и не понял, кто именно первым заметил противника.

– Ваш-бродь, прикажите палить! Ведь достану его, чтоб мне сквозь палубу провалиться!

Одновременно с выкриком Максимушкина завиднелась неясная суета на корабле противника.

– Максимушкин, пристреливайся! Начинай с форштевня! Патрушев, жди команды!

Максимушкин стоял наводчиком, Плесов был за комендора. Первый выстрел почему-то не попал в корабль, хотя самоприцел вывел ствол на линию. Граната грохнула, коснувшись воды перед самым носом. Бушприт атакованного корабля ощутимо дернулся вверх. Ответных выстрелов не было.

– Накрыл его! – Заорал в азарте Максимушкин. – А хорош! Дай еще одну поближе к фок-мачте!

Видимо, на носу негатора не было. А может быть, его вообще не было на вражеском корабле. Как бы то ни было, вторая граната взорвалась не в воздухе, а при ударе о палубу, разнеся ее в мелкие щепки.

Уже после боя, заворачивая на ост, Семаков подумал, что в результате трех взрывов и большого пожара вряд ли кто мог успеть спустить шлюпки. Но все же: если этот шлюп и вправду вез секретный груз, что сталось с ним?

– Ваше благородие, разрешите доложить.

Это был сигнальщик Мягонький.

– Докладывай, братец.

– Как корабль этот накренился на нас, так на палубу выскочил кто-то, а чин не разглядел, и в руках у него ларец был, так он тот ларец в море бросил.

– Хороши же у тебя глаза, Мягонький! Велик ли ларец был?

– Не могу знать, ваше благородие!

– А как думаешь: ларец тяжелый?

– Навряд, ваше благородие, он его нес… вот этак, – и сигнальщик показал, как этот неизвестный нес ларец, прижимая его к груди. Руками Мягонький отмерил нечто длиной в английский фут.

– Ну вот, а говорил, что не знаешь.

Офицеры с «Ардента» все же спаслись. Первый взрыв сорвал шлюпку с талей; она правда, упала в воду днищем кверху, однако ее удалось поставить на киль, а воду вычерпали. Капитан и первый помощник были контужены, но их втащили в спасательное средство. Второй помощник в момент обстрела находился в своей каюте. Это его и спасло от травм. Увидев низкий силуэт, знакомый по описаниям, он вспомнил полученное накануне распоряжение, проскочил в капитанскую каюту, схватил железный ящичек и добросовестно швырнул его в волны. Глубина в этом месте составляла не менее полусотни сажен, поднять что-либо оттуда было делом решительно невозможным.

Шторм вскоре стих, и потому экипаж шлюпки ухитрился довести ее до Евпатории.

Семаков решительно взял курс на Севастополь. Команде (за исключением вахтенных, понятно) разрешили отдых. Курс был проложен на удалении от берега и даже с запасом. Командир позволил себе роскошь поспать часика два. Завтра день обещал быть хлопотным: предстояло обучение команды «Херсонеса» обращению с гранатометами.

Матросы, однако, не торопились отходить ко сну. Новички на «Морском драконе» (а они составляли как бы не большинство) возбужденно переговаривались между собой. Опытные матросы и унтера вставляли по ходу беседы умные и содержательные замечания.

– Эка ж его, каково огнем полыхнуло…

– Что там огнем, а вот взрывом дало – это понимаю, у вражины запросто киль могло сломать…

– Надо ж: с одной гранаты мало что не утопили.

– А те и пальнуть-то не сподобились…

– Это что. Вот видел бы, как мы с линкором схлестнулись. Они пальнули так, что мое почтение.

– И попали?

– Было дело. Сейчас уж не увидеть, дыру в обшивке заделали важно, да и закрасили, а еще гранатомет ядром помяло крепко. Щит блинчиком свернуло, станина изогнулась…