Длинные тени

Еще до того, как Печерский дождался звонка из Москвы, он написал подробное письмо Цибульскому. Теперь осталось написать адрес на конверте. В письме Печерский приглашал Цибульского приехать в Ростов.

Шли дни, а из Новосибирска ни слуху ни духу. Печерский не знал, что и думать.

Второго августа его вызвали на городскую телефонную станцию. Разговор заказал Харьков. Странно, ни у кого из Печерских родственников или близких знакомых в этом городе нет. Кого же это могло занести туда?

На телефонную станцию Печерский пошел вместе с Ольгой Ивановной. Пришлось долго ждать. Наконец из динамика раздался голос:

— Печерский, Харьков, пятая кабина.

— Алло, алло, кто у телефона?

— Саша, это я.

— Я что-то твоего голоса не узнаю.

— О, браток, должно быть, голос мой сильно изменился. Это я, Борис, Борис Цибульский. Тебе не верится, что я остался жив? Понимаю тебя. Я нахожусь на Харьковском почтамте. Здесь, в Харькове, живут мои родственники, и я с сыном приехал к ним в гости. Вчера я позвонил в Новосибирск, и сестра мне передала, что от тебя пришло письмо, и сообщила твой адрес. Как только я услышал твое «алло», я сразу же тебя узнал.

У Печерского дрогнуло сердце. Это Борис. Если бы можно было, он готов был обнять его, прижать к груди. Хочется не только слышать своего друга, но и видеть его, и он кричит в трубку:

— Борис, сейчас же купи билет и приезжай в Ростов. Сюда всего-то езды несколько часов.

— Не могу. У меня на руках билет на самолет в Ленинград. Там брат мой живет.

— Как это «не могу»? Билет в Ленинград сдай. Не можешь у меня пробыть долго — побудь хоть одни сутки, день, час. Ты ведь понимаешь…

— Если бы я не понимал, не стал бы тебя разыскивать. Сколько вместе пережито!

— Когда ты меня разыскивал?

— После войны. Я для этого специально ездил в Кременчуг.

— Почему в Кременчуг? Мы оттуда уехали, когда мне и шести лет не было. В 1915 году.

— Ну хорошо, Саша. Увидимся, и я тебе все объясню. А теперь нам пора кончать разговор. Через час я должен быть на аэродроме. Как только приеду в Ленинград, напишу тебе. Будь здоров. Привет жене и детям.

Печерский подумал, что, если Борис и напишет, это будет не скоро. Почему-то в душу запало подозрение. Об этом он по дороге домой сказал Оле.

— Как могла тебе прийти в голову такая мысль? — остановилась она. — Через неделю получим от него письмо. Не смог человек сразу поехать к нам, ну и что из этого?

Первое письмо от Цибульского Печерский получил через шесть дней, 8 августа. Но отправлено оно было не из Ленинграда, а из деревни Мышковичи, Могилевской области. Письмецо коротенькое, всего несколько строк, написанное круглым разборчивым почерком.

Дорогой Сашко!

Жаль, что все эти годы не знал, что ты жив и обитаешь в Ростове. Надеюсь, что наша встреча скоро состоится. Я сейчас разъезжаю по местам, где добрые люди укрывали моего сына. Родственников у меня много, а семьи нет. По приезде в Москву напишу подробное письмо. А пока посылаю тебе новосибирскую газету с рассказом о нашем героическом восстании в Собиборе.

Целую. Борис Цибульский

Газета датирована воскресеньем, 29 марта 1964 г. Статья озаглавлена «Побег из Собибора». Далее следует подзаголовок: «Маленькая повесть о несгибаемом человеке, бывшем разведчике Борисе Цибульском». Начинается она выдержкой из воспоминаний Печерского о восстании:

«…Через полчаса ко мне пришел Борис Цибульский, которому было поручено убийство гестаповцев во втором лагере.

— Борис, — сказал я ему, — время пришло. Я посылаю тебя на самый трудный участок. С тобой пойдут Михл и Беня. Возьмите два топора. Помни, Борис, ты начинаешь первым. Твой удар вдохновит всех…

— Не беспокойся, Саша, наши люди только ждут сигнала…»

Эти строчки, — пишет автор статьи, — я привел вместо предисловия, ибо в них идет речь о Борисе Цибульском, человеке исключительной и тяжелой судьбы, о котором я и хочу здесь рассказать.

Далее автор передает то, что он узнал от самого Цибульского: