Длинные версты

Упоминанием о байке Федор меня заинтересовал. Хм… если пацан научится гонять на моцике, то это будет очень хорошо. Да и сам парнишка крепенький. Не скажешь, что несовершеннолетний. Поэтому переиграл, резюмировав:

– Ну если ты и его на воспитание возьмешь, то пусть остается. Как – с двумя справишься?

Бывший унтер кивнул и, испросив разрешения, удалился, захватив обоих возмутителей спокойствия. А я, приходя в себя, продолжил готовиться к выходу. Мысли, правда, продолжили крутиться вокруг случившегося. Разговор-то наш слышали многие. Да что там «многие». У всего батальона уши как локаторы были. Даже лошади, сука, не ржали и не звякали сбруей, поддерживая общую тишину. И чем мне это может грозить? Я усмехнулся. Да ничем! Просто появится очередная байка про героического Чура. На этот раз с уклоном в мистику. И как это разрулить, я тоже знаю. Поэтому, когда уже выдвинулись, а едущий рядом Буденный спросил:

– Не понял… тебя тот хлопец, что – давно знает?

Я усмехнулся:

– Нет. Просто мы с ним в красновской контрразведке вместе сидели, а потом из-под расстрела ушли. Беляков перебили да ушли. И вот у него с тех пор немного плохо с головой. Не критично, но сам понимаешь, не каждый после расстрела прежним останется… А из батальона его убирать не хочу. Пропадет мальчишка ни за грош…

Семен понимающе кивнул и решил уточнить:

– А чего он там про старичка говорил? Ты на вид навроде помладше меня будешь. Так, ежели навскидку, то чуть за тридцать…

Грустно сплюнув, я пояснил:

– К контрикам я попал раненым. А потом еще при допросе так обработали, что и мать родная бы не узнала. Поэтому студент посчитал дедом. Я и не возражал. Да что там «возражал» – разговаривать и то толком не мог. Ну а позже, когда уже сбежали – очухался, отмылся, отъелся, вот Бурцев и охренел от изменившегося вида. Чего тут говорить – ты в госпиталях такое наверняка не раз видел.

Буденный вздохнул:

– Это да… помню, землячка у меня как-то подранило. Дык оказия случилась, та я его на лечении навестил. Навестил и не признал бедолагу. Та же беда, что и с тобой. А потом – ничего. Вернулся к нам почти прежний. Токмо глаз дергается. Но один хрен, убило его после. «Чемодан» германский прямо под ним рванул. И ни Митяя, ни лошади…

Собеседник машинально перекрестился, а потом, искоса зыркнув на меня, смущенно замолк. Я лишь хмыкнул, заметив:

– Чего засмущался? В окопах атеистов нет, так что нечего тут стесняться. Все мы и крестимся, и молитвы читаем. Особенно когда пулеметами прижмут или артиллерия накроет.

Михалыч от этой сентенции аж на стременах привстал:

– Чё, прям все твои бойцы?

– Ну… кто как. Я в основном матерюсь. Хотя иногда очень хочется помолиться. Не, ну а чего?

Буденный усмехнулся:

– Да так… ничего. Просто как-то странно… Чур и помолиться…

– А по мне, так нормально. Так что ты своих тоже за это не гноби. Если людям так легче, то пусть их.

– А комиссар твой как к этому относится?

Я удивился:

– Комиссар не человек, что ли? Нормально относится. Понимает, что сразу невозможно перебороть то, что тысячу лет до него было. К тому же разделяет между собой сами понятия веры и религии. К слову сказать, это несколько разные вещи. Да и со священниками, если те нормальные, тоже нормально общается. Вон, с отцом того паренька, что я у нас оставил, Лапин в первую очередь мосты в Квашнино навел. И отец Вениамин нам сильно помог. Так что к каждому подход индивидуальный нужен.

Собеседник задумчиво тронул усы:

– Навродь твоего, с офицериками? Ведь все диву даются, иде ты таких находишь? Ведь приходит к тебе, считай, полубеляк. А через какое-то время, глядишь, и он уже краснее балтийского матроса!

Я поднял палец:

– О! Именно в этом и заключается первоочередная работа командира с личным составом. Вчера у нас просто времени не было, а так, каждый вечер все, начиная от комбата и заканчивая отделенными, проводят эту работу. Ну ничего. Сегодня вечером сам посмотришь.

Буденный заинтересовался нюансами, и так мы беседовали до тех пор, пока нас не прервал посыльный с головного дозора. Резко осадив перед нами коня, боец доложил:

– Товарищ Чур, немцы! В пяти верстах далее у озера. Три десятка верховых и броневик «Остин». Похоже, собираются встать на дневку.

Я подобрался:

– Вас заметили?

– Никак нет, – парень гордо задрал нос, – мы по-первой их дозорных увидали. А опосля уже схоронились и стали глядеть. Чуть позжа унюхали, а потом углядели малеха в стороне, в низинке, основные силы германцев. Те возле озера гуртоваться стали. Коней расседлывали. Костры разводили. Ить точно на дневку собираются встать. Ну а как мы это поняли, дык командир меня сюда и послал.

Кивнув гонцу, я, привстав на стременах, заорал:

– Командиры взводов, ко мне!