Длинный путь от барабанщицы в цирке до Золушки в кино

К сожалению, «Моя Родина» шла меньше месяца, а потом неожиданно исчезла с экранов. В чем дело? Ведь критики во всех газетах пели дифирамбы этому фильму. Оказывается, приказ исходил откуда-то сверху. И тут же в газетах появились статьи (частенько тех же критиков) о том, что картина «Моя Родина» политически вредная. А по-моему, если у критика нет своего мнения, то ему нельзя заниматься данной профессией. Кстати, такая же грустная судьба постигла еще несколько картин с моим участием. Например, «Ленинградцы» (режиссеры Зархи и Хейфиц). На «Ленфильм» пришел приказ наркома Дукельского о немедленном прекращении съемок. Причем без всяких объяснений. Также закрыли картину «Голубое и розовое» по пьесе Александры Бруштейн, хотя осталось снять всего пару сцен, – приказ того же наркома кинематографии Дукельского. Когда режиссер фильма Владимир Юренев попытался выяснить причину, Дукельский ответил: «Кому нужна эта детская картина, если пьесу «Голубое и розовое» можно посмотреть в театре?» Но ведь кроме больших городов, где, возможно, идет эта пьеса, есть еще провинциальные города и деревни, где театров вообще не существует. (Впрочем, о чем теперь говорить – такие были времена.)

«Песня о счастье»

1934 год

Следующую главную роль я сыграла в фильме «Песня о счастье» (режиссеры – Марк Донской и Владимир Легошин). Моя героиня – марийская девушка Анук, и действие в основном происходит в Марийской Автономной Республике (в то время это была еще автономная область), расположенной в бассейне среднего течения Волги. Съемки начались с экспедиции. Мы приехали в столицу области, город Йошкар-Ола. Работать должны были начать через два дня. Времени на ознакомление с местной жизнью явно маловато, поэтому, надев сшитый для меня марийский костюм, я, не откладывая, вышла в город. Бродила, присматриваясь к людям до самого вечера. На следующий день отправилась на базар. Завтра будут снимать сцену на базаре, где Анук торгует лаптями. Естественно, предварительно зайдя в реквизитную, прихватила с собой лапти. Буду их продавать. Если никто не станет на меня подозрительно поглядывать, значит, я все делаю правильно. Завтра на съемке буду чувствовать себя уверенней.

Пристроившись в ряду, где шла торговля лаптями, я стала ждать. Через несколько минут ко мне подошла женщина и, разглядывая лапти, что-то быстро проговорила. Но что? Я же марийского языка не знаю. Совсем об этом не подумала. К счастью, меня вдруг осенило: я притворилась глухонемой. Женщина понимающе кивнула и на пальцах попыталась выяснить у меня цену на товар. Сначала она показала мне два пальца. Я покачала головой. Тогда она показала три пальца и вопросительно посмотрела на меня. Не зная, сколько стоят лапти, я наобум показала четыре пальца. К моему удивлению, покупательница, не торгуясь, сунула мне деньги и, забрав лапти, исчезла. Не прошло и пяти минут, как меня окружила целая толпа. Не спрашивая о цене, они давали мне деньги и быстро отходили. Моментально распродав весь товар, гордая и счастливая, я двинулась в гостиницу. По дороге мне встретилась наша монтажница.

– Привыкаете к костюму? – спросила она.

– Не только. Я даже прорепетировала завтрашнюю сцену. Правда, пришлось притвориться глухонемой, но в результате все прошло удачно. Я даже умудрилась продать все лапти.

– Лапти из реквизита?! А как же завтрашняя съемка?!

Что я наделала! Трясущимися от волнения руками я стала выгребать из кармана деньги, умоляя монтажницу выручить меня.

– Я же не могу вернуться на базар, – лепетала я. – Продавцы наверняка меня узнают! Им покажется более чем странным, что я то продаю лапти, то снова их покупаю.

Слава богу, на другой день съемка все-таки состоялась. Правда, оказалось, что я должна вернуть студии изрядную сумму денег. Так вот почему у меня так бойко шла торговля! Я слишком дешево продавала свой товар. Вернее, студийный реквизит.