Длинный путь от барабанщицы в цирке до Золушки в кино

Прозвище Пуговица мне очень понравилось, но, к сожалению, больше никто меня так не называл. И вот, вместо того чтобы смотреть на свой бюст, я просто сказала:

– …А я только Пуговица.

Закончила я свой монолог оптимистически:

– Ну ничего. Фронт-то еще впереди!

Этим я хотела сказать, что еще пригожусь. Дослушав монолог, Арнштам резко вскочил: от его хорошего настроения не осталось и следа:

– Немедленно позовите в павильон Пиотровского! – сказал он ассистенту.

Я сидела на ящике и делала вид, что ничего не случилось, но сердце мое так билось, что казалось, сейчас выпрыгнет наружу. «Боже, – думала я, – сколько люди тратят нервов и сил из-за того, что не могут найти общий язык. Какая мука! А ведь это еще не конец сцены, а только начало».

Когда в павильон вошел худрук, Арнштам подлетел к нему, схватил за руку и простонал:

– Смотрите и слушайте! Смотрите на эту женщину и внимательно слушайте! Репетиция!

Я начала произносить свой вариант монолога. Мне было очень трудно взять себя в руки, но я призвала на помощь все свои силы, все мужество, чтобы спрятать волнение. Взглянув на Зойку и Наташку, которые мне улыбались, я успокоилась. Как я все-таки люблю своих подруг по фильму – это изумительные люди и партнеры!

Но вот монолог закончился. Арнштам взглянул на Пиотровского, как бы говоря: «Теперь вы видите, что это за несносный человек?!» Пиотровский спокойно выдержал его взгляд и сказал:

– Ну что ж, лично мне вариант нравится. Видимо, он Асе ближе, чем тот, в сценарии.

Арнштам был просто поражен. Наступила длительная пауза. Я взглянула на Зойку. Она мне подмигнула, мол: «Держись, казак, – атаманом будешь». Это сразу подняло мой дух. Пауза уже не казалась такой зловещей и долгой. Как я в этот момент была благодарна Зойке! Вот истинный друг!

Наконец, Арнштам произнес:

– Снимем два варианта.

– Первый – мой, – твердо заявила я.

– Почему? – немного растерянно произнес Арнштам.

– Да потому, что опыт показал… В общем, когда снимается мой вариант, то либо кончается пленка, либо конец смены. А для режиссера всегда будет достаточно пленки и смену продлят.

Пиотровский рассмеялся:

– Да, пожалуй, Янина права.

– Приготовились к съемке! – раздалась команда.

Я произнесла свой монолог и выжидательно посмотрела на режиссера.

– Хотите еще дубль? – спросил меня Арнштам. Я утвердительно кивнула головой.

Когда сняли второй дубль, Лев Оскарович неожиданно сказал:

– Моего варианта не будет!

– Почему? Я сделаю ваш вариант так же честно, как делала свой.

– Не будет! – уже зло сказал режиссер и встал со своего кресла.

Пиотровский спокойно произнес:

– Надеюсь, я вам больше не нужен, – и вышел из павильона. Операторы стали готовиться к съемке другого объекта.

Устанавливали точку – приход белогвардейского офицера. А я, воспользовавшись перерывом, скрылась за декорацией и стала готовиться к своей следующей сцене – сцене расстрела. Мне нужно было, пока меня никто не видит, разорвать свой правый валенок. Сняв сцену прихода белогвардейцев, аппарат перенесли к лестнице, висящей на сеновале, где мы недавно снимали, как я ловлю курицу. Когда все было готово, ассистент заявил, что Аси нет.

– Она исчезла. Вероятно, ушла.

Но Арнштам сказал, что этого не может быть.

– Что-что, а дисциплина у Жеймо железная!

И тут же крикнул:

– Ася!

Из-за декорации выглянула Ася.

– Ну, что я говорил! – победоносно произнес Лев Оскарович. – Прошу Зойку и Асю подойти к лестнице.

Зойка, как обычно, договаривала на ходу очередной анекдот. Мы с ней подошли к лестнице. При этом я старалась идти так, чтобы никто не заметил моего рваного валенка. Арнштам делал вид, что никакого инцидента не было, но я чувствовала, что он волнуется: вероятно, боялся, что Ася опять выкинет какое-нибудь коленце. И был прав. Я действительно собиралась огорчить нашего режиссера еще раз. Он все время пытался заставить меня изображать несчастную сиротку, считая, что только тогда зритель будет любить и жалеть Асю, а я была категорически против этого масляного масла.

И вот Арнштам объясняет Зойке ее задачу, справедливо отмечая, что Зойка не боится смерти: она стоит перед мучителями с гордо поднятой головой – Зойка их презирает. Тут режиссер абсолютно прав: это в характере Зойки, но… Но все это было уже сто раз говорено на репетициях, а он все повторяет и повторяет, как должна вести себя Зойка, все повторяет… А на меня даже не смотрит. Тут Черкасов, репетируя, как он будет стрелять в Зойку, замечает, что второй белогвардеец (артист Суханов) целится в Асю выше ее головы. Тогда Черкасов своим револьвером опускает дуло револьвера Суханова. Этот неожиданный жест рассмешил всю съемочную группу. Арнштам с восторгом сказал:

– Великолепная находка! Это очень кстати для образа Аси.

И только тут режиссер, наконец, взглянул на меня.

– Репетиция! – скомандовал он.