Длиной в неизвестность

Чтобы не опозориться и не выставить себя дураком, ему нужно было продолжать читать, несмотря на сжимающую сердце боль. Даже в шутку воспоминания по-прежнему вызывали яркие эмоции. Тору чувствовал себя оголённым нервом, касающимся голых проводов.

**/**/****

«Японец всё ещё думает что я — это он, только внутри. Что-то про игры подсознания говорил, но уже не пугался. Помню, мне и самому было страшно, когда только спланировал это всё. Вообще не понимаю как так вышло. Сказки, сказки, а оно вон как. Сегодня даже смеялись. У него отец чихнул так громко что даже меня напугал. Я узнал что во сне можно слышать, когда Крис заснул под музыку. Я тогда на него всю ночь просмотрел. Скучаю»

Крис? Кем был Крис, о котором Юра постоянно писал? Кто-то из его бывших друзей? Но дневник сейчас был не у Криса. Только Тору мог прикасаться к этим страницам. Этот блокнот, исчерченный хаотичной детской пунктуацией, сейчас принадлежал ему. Только он заслуживал написанного в его честь пролога.

**/**/****

…

«Взял перерыв от японца, пусть картинки свои посмотрит. Даже интересно стало что он там рисует. Локация старая, нужно будет показать ему горы, если ещё встретимся. У него там своя Фудзияма, а я ему — Кавказ или Альпы. Безвкусица»

Тору помнил день, в который Юмэ перестал выходить на связь. Тогда он почувствовал себя чуть менее растерянным, чем сейчас. Прошлое казалось болезненно свежим. Он продолжал читать, с головой погружаясь в воспоминания. Внешний мир для Тору перестал существовать: остались лишь он, Юмэ и прыгающие на желтоватых страницах строки.

Дальше описывался Дримленд. Юра, как и сам Тору, видел его местом, не знающим горя и зла. Теперь у него не оставалось сомнений, что Юра и Юмэ были одним человеком. Он почувствовал, как с шоком что-то внутри щёлкнуло и встало на место. Цепь его жизни замкнулась, превращаясь в кольцо притягательной вечности. Стало понятно, почему именно с Юрой он смог забыть про Юмэ, почему чувствовал себя настолько счастливее, находясь рядом, и почему безоговорочно верил в каждое его слово.

Потому что за всю жизнь был привязан только к двум людям. К одному самому близкому человеку, сейчас живущему за многие километры от него, но при этом находящемуся на расстоянии вытянутой руки.

**/**/****

…

«Больше не увидимся, Тору. И плевать на столько лет и столько всего. Так будет правильнее. Не могу. Я не смогу простить себя, если не остановлюсь сейчас. Прости. С тобой было по-настоящему здорово и почти по-взрослому».

Тору почувствовал, как что-то больно ударило его со спины. Тот день. День, в который он видел Юмэ в последний раз. Он был каким-то непривычно зажатым и тихим, а потом и вовсе стал злиться на мелочи, на которые раньше не обращал никакого внимания. Значит, были причины. И для их молчаливого прощания тоже были.

Тору боялся, но не мог не предполагать. Он в очередной раз всё понял. Понял, что май был самым верным решением. Понял, что из-за недомолвок, наверное, потерял Юмэ во второй раз.

**/**/****

…

«Я всё-таки грешный. Правильно говорили, что я неправильный и дефектный. Какой же я мерзкий. Я думал, мне показалось, что я такой человек. Но я, наверное, таким родился или испортился уже после. В любом случае, я заслуживаю худшего».

…

«Я уже всё, что мог, сделал. Пытаюсь меняться, но у меня ничего не выходит. Это моя природа или я делаю что-то не то? Не хочу писать. Даже писать противно».

Тору не понимал, о чём писал Юра, но через страницы чувствовал боль маленького человека, оставшегося наедине со своими проблемами. Если бы он мог обнять его в тот момент, то что бы сказал? Как мог бы заставить поверить в себя?

О чём он мог переживать? Казалось, что совсем юный Юра впервые заглянул внутрь себя и увидел там что-то по-настоящему пугающее. Но за всё время их общения Тору не смог найти в нём ничего, что вызывало бы отвращение. Может быть, он ничего не замечал, потому что был похож на Юру в своём несовершенстве?

Слишком много мыслей. Слишком много предположений, спрашивать о которых было бессовестно и неловко.

**/**/****

«Мне кажется, даже отец не поймёт. Не напишу больше ничего, пока не стану нормальным. Или вообще умру. Стыдно молиться и смотреть Богу в глаза. Простите меня».

От следующей записи Тору стало плохо. Он сглотнул, прижав ладонь ко рту. Пересохшее горло дрогнуло, заставив его закашляться.

**/**/****

«Отца не стало сегодня вечером. Теперь я никогда и никому ничего не расскажу. Скучаю по Тору. Но ему бы, наверное, тоже не рассказал. Не хочу терять последнего друга, которого, вообще-то, уже потерял. Сам. Потому что трус и дурак. И Бог таких не любит.

С новым годом»

Юра тоже скучал по нему. Скучал, но почему-то не решался связаться. Тору всё ещё не мог понять, что в себе он так сильно ненавидел, — наверное, Юра ошибался на его счёт и зря отдал блокнот в такие неумелые руки. Тору так долго боялся быть полезным, что сейчас, будучи не в силах оправдать возложенные на него ожидания, испытывал колкое чувство вины.

Юрин отец в самом деле умер в новогоднюю ночь. Какое отвратительное и подлое совпадение.