Длиной в неизвестность

Юмэ с лёгкостью спустил на дорожку два стареньких велосипеда. Под колёсами заскрипели ступени, зашелестела трава и запылила земля. Прохладный ветер коснулся кожи, мурашки крупной россыпью расползлись по спине. Ногу защекотало: поморщившись, Тору смахнул с колена жука.

— Здесь нет комаров, — не без гордости сказал Юмэ, — но совсем без жучков было бы грустно.

В одно ловкое движение он, по-прежнему едва видимый из-за стекла, запрыгнул на велосипед и, легко прокрутив педали, тронулся с места. Через пару метров он обернулся на вросшего в землю Тору, присмотревшегося к сиденью велосипеда и пытавшегося понять, как лучше и безопаснее его оседлать.

— Ты не умеешь? — остановившись, спросил Юмэ.

— Умею, — смутился Тору, — но сесть всегда сложнее всего. Будешь насмехаться надо мной?

— Буду ждать, пока ты решишься и сядешь, — вздохнул Юмэ, — а потом покажу тебе лучший пейзаж из всех, что ты мог представить. А ещё здесь, — он потряс гремящим рюкзаком, будто Тору в самом деле мог отчётливо его видеть, — есть бумага и карандаш. Не густо, но ты же нарисуешь мне что-нибудь?

— Я постараюсь, но…

— Славно, — усмехнулся Юмэ, — тогда давай быстрее! Хватит ломаться, как барышня, поехали!

Он снова вскочил на велосипед и закрутил педали, уводя за собой надоевшее стекло. Тору решил больше не отставать и вскоре сократил расстояние между ними до минимального. Не признаваясь самому себе, он пытался обогнать стекло, надеясь хотя бы на миг заглянуть за него. Перехитрить систему было нельзя: как бы усердно Тору ни крутил педали, стекло успевало подстроиться под каждое движение и скрыть собой черты Юмэ.

— Это стекло придумал гений, — вслух произнёс он, — у него вообще нет слабых мест?

— Не гений, нет, — ответил Юмэ, — оно просто устоялось. Как мнение о том, что единица больше нуля. А как там оно на самом деле — никто не знает.

— Его совсем никак нельзя убрать? — с надеждой переспросил Тору.

— Никак, наверное. Самого раздражает. Но мне точно нельзя к тебе прикасаться, иначе — взрыв энергии и многое такое. Сложно, но это всё только догадки. Я, честно, туповат, чтобы всё понять, поэтому принимаю правила игры.

— А почему ты можешь меня видеть? — передним колесом Тору налетел на камень, велосипед подпрыгнул, вздрогнул и, подняв ворох серой пыли, грубо приземлился на дорожку.

— Аккуратнее, — встревоженно попросил Юмэ. Тору нехотя представил его реакцию: пролегшая между бровями морщинка, поджавшиеся губы и до побеления костяшек сжавшие руль пальцы. — А почему вижу тебя…не знаю. Стекло, наверное, хочет, чтобы я женился. Да и мордашка у тебя милая.

— Ищешь жену, а по местам красивым меня возишь, да? Ты же так никого не найдёшь, — искренне удивился Тору.

— Ты такой дурачок, — посмеялся Юмэ и ускорился, снова увеличивая повисшее между ними расстояние.

— Эй, — не успел сориентироваться Тору, — куда, подожди!

Их путь пролегал через ручей, в темноте казавшийся разлившимся по траве мраком. Тору виделось, будто боги смерти устроили на его берегу пир, окончательно отрекшись от мира добра и света. Он мог слышать их скрипучие голоса, мелодию сямисэна, восхваляющую закат жизни. Ему стало не по себе, но ласкающий лицо влажный ветер лёгкой рукой смыл лишние мысли, оставляя место свежести настоящего мгновения.

— Будь осторожен, — предупредил Юмэ, — не увлекайся сильно.

— А? — спросил Тору и в следующий миг почувствовал, как колесо погружается в зыбучую влагу.

— Ну вот, — шумно вздохнул Юмэ, — об этом я и говорил. Вы в Японии все такие нежные?

— Ничего я не нежный, — пробубнел Тору, едва не вскрикивая от прикосновения к разлившейся под ногами жиже, — ничего я не…

Он почти без усилий приподнял велосипед и перенёс его на сухую дорожку.

— …не нежный.

— Хорошо, не-нежный неженка Акияма-кун.

— Почему ты такой? — возмутился Тору, вновь закрутив педали. Теперь он шёл впереди и мог видеть пейзаж, прятавшийся за спиной друга и стеклом. Тусклый свет разливался по дороге, бледные лучи, отбрасываемые звёздами и луной, падали на кожу, придавая ей прозрачно-серое сияние. На мгновение Тору почувствовал себя мертвецом. Чувство не показалось ему новым.

Они прибыли к краю возвышенности примерно спустя полчаса. Тору не чувствовал усталости: сон реализовывал самые причудливые мечты, не беря ничего взамен. Он нерешительно подошёл к краю обрыва, по привычке пугаясь неизвестности. Взглянув вниз, он увидел россыпь огней, издалека напоминающих фонари. Они двигались, кружились на месте и перемежались, образовывая танцующий пейзаж красок. Вспышки меняли цвет, переливаясь оттенками радуги, и гасли, сыграв свою роль.

— Лучше на звёзды посмотри, — сказал Юмэ, сев на край обрыва и свесив с него ноги, — Кассиопея.