Юра заворчался, повернулся к Тору лицом и забросил руку ему на плечо. Под тяжестью тёплого ото сна тела стало легче дышать — чудовище шагнуло назад, испугавшись светлой Юриной макушки. Однако тревога не отступала, а ощущение чужого присутствия оставалось таким же стойким.
Тору казалось, что он вот-вот лопнет от сковавшего его напряжения. Тело вытянулось струной, конечности потяжелели и перестали слушаться. Он находился в отчаянном положении — ему некуда было бежать. Тору почувствовал, как задрожали руки и вновь участилось сердцебиение. Эта ночь не закончится никогда!
— Ты чего удумал? — сонно произнёс Юра. Он отодвинулся к стене и скинул с плеч одеяло.
— Юр, сзади кто-то есть, — нерешительно прошептал Тору.
— Ась? — Юра включил лампу и посмотрел ему за спину. — Не-а.
— Я слышал, — затараторил Тору, — я слышал, как оно ходит. Оно дышало на меня!
— Ты переутомился, — успокоил Юра, — я оставлю свет. Хочешь — поменяемся местами и буду тебя защищать от злобного подкроватного монстра.
— Я не утомлялся! Юр, оно где-то рядом. Я не повернусь туда.
— Я смотрю, — зевнул Юра, — никого. Мне даже грустно и одиноко стало.
— Юра!
Юра недовольно вздохнул и ловким движением, нависнув сверху, перетащил Тору на другую сторону кровати.
— Я серьёзно, — повторил он. — Можно я не буду напоминать, что чуть больше двадцати четырёх часов назад ты почти валялся под поездом, а на следующее утро полтора часа пёрся в храм, где простоял среди незнакомцев, совершающих дикие для тебя ритуалы. Ты вообще понимаешь, что ты сделал? С твоей, — Юра осёкся, подбирая слова. Наверняка спросонья он хотел сказать что-то правдивое, но колкое, — особенностью. Чувствительностью, в общем. А теперь чудится всякое — неудивительно. Ещё и в чужом доме.
— Не в чужом, — Тору сказал первое, что пришло в голову, но затем понял, как нелепо это, наверное, звучало со стороны, — я же жил у тебя раньше.
— Но всё-таки по-другому. Тут ещё мама сцену закатила, — Юра ободряюще похлопал его по плечу. — Забей, в общем. Что плохого вообще может случиться в
— Прости, что разбудил, — промямлил Тору, — так нелепо, наверное.
— Забей, — протянул Юра, — ты молодец, что рассказал. Надо быть смелее. Я не смеялся над тобой, если что. Просто посреди ночи слышать про пожирающих душу чудовищ…ну ты, думаю, понимаешь.
— Прости, — повторился Тору, — я доставляю слишком много проблем.
— Да, своими глупыми извинениями, — фыркнул Юра, — завтра после учёбы заедем к тебе, чтобы забрать вещи.
— Твоя мама не будет против, если я останусь?
— Она уже сейчас не воспринимает тебя как гостя, — объяснил Юра, — она приходит под вечер и никогда даже не заглядывает ко мне. Готов поспорить, что тебя заметят, только если будешь шуметь так, что стены начнут дрожать.
— То есть…
— То и есть, — ответил Юра, поворачиваясь на бок, — моя мама была любезна с тобой, как с гостем. Сейчас ты не гость, а член нашей семьи. Для неё — что-то вроде неприхотливого кота, которому не надо менять туалет и воду. Спокойной ночи. Если что, бери табуретку и бей монстров по темечку. Они этого страсть как не любят и сразу мрут.
Тору кивнул, пропустив мимо ушей последнюю фразу. Его только что, пускай в шутку и невсерьёз, назвали членом семьи.
К утру он забыл о ночном видении и помнил только их с Юрой разговор. Темнота, как ничто другое, способствовала откровениям и искренности. Больше всего он надеялся, что спросонья не успел наговорить глупостей. Просыпаться по утрам, несмотря на беспокойные ночи, становилось легче и радостнее. Не могло же всё так просто закончиться после того, как он чуть не убил себя? А если бы Юра его не спас? Если бы не решил исполнить свой человеческий долг? Тору бы так и не дождался своего «доброго утра»?
— Ужасно хочется спать, — Тору вздрогнул от неожиданности, стоило Юре заговорить. — Темнотища смертная, даже с этой дурацкой лампой, которая мне полночи спать не давала.
— Прости, — снова извинился Тору, но исправился, наткнувшись на недовольный взгляд Юры, — доброе утро.
— Я рад, если доброе. Надо в шарагу любимую катиться, — Юра рывком встал с кровати — у Тору от одного взгляда на такое закружилась голова.
— Ты на бюджете, повезло. Так обидно платить за это, особенно за физкультуру. Я всё равно не занимаюсь толком, вечно там что-то болит. У тебя не болит?
— Двести девяносто один балл, — Юра что-то нервно искал в шкафу, — русский завалил, не поверишь. Не болит у меня ничего, только душа за два часа до Авиамоторной.
Тору изо всех сил старался смотреть Юре в лицо. Получалось с переменным успехом. щёлкнул выключателем лампы и одновременно с этим дал себе лёгкую пощёчину.
— Эй, — возмутился Юра, — верни.
Тору послушался и снова включил свет.
— Чего лупишь себя?
— Пытаюсь проснуться, — соврал он, не подняв взгляда.
— В следующий раз оболью ледяной водой, — пообещал Юра, — и не прижимайся ко мне так больше, а то под утро снилось всякое.
Тору затих, задумавшись, а когда осознал сказанное, Юра уже вышел из комнаты.