ДМБ-2000 (66-ой - 1)

С неё застава лежала как на ладони, хотя и было-то той заставы всего ничего. Ну, скелет коровника, несколько вагончиков, собранных с бору по сосенке на пятачке между бетонным остовом и кухней-складом. Кольцо траншей и ходы сообщения, неровные, не по циркулю, с желтеющими пятнами выгоревшего дёрна, никак не маскирующего посты. Сами посты, торчащие мохнатыми горбами крыш, чуть выдающиеся вперёд из земляного вала, густо убранного колючкой. Сама колючка, и обычная, всем знакомая по тюремной романтике, и серо-алюминиевая остро-бритвенная «егоза», она же спираль Бруно, полосующая неосторожных установщиков только в путь. Ветер мотал ржавые консервные банки, развешенные по стальной проволоке и начинающие курино тарахтеть, если проволоку задевали.

Сами палатки под ногами, прячущие пацанов, старшин, прапорщиков и с десяток офицеров разных подразделений. Дымки из труб, торчащих с каждой большой палатки в двух местах. Свист, стук и треск обычного развлечения личного состава Первомайки — пилки, колки и рубки кривых сучковатых брёвен, матюгами, неправлеными пилами и остатками топоров превращаемых в живое тепло для стальных кое-как сваренных печек.

Дневальные лопатами скрипели по бетону у распалаг, сгребая вездесущую дагестанскую грязь прежде, чем пройтись метлой у грибков-постов.

Несло чем-то совершенно невкусным и, одновременно, такой вот мазохизм, так и тянущим её навестить, со столовой. Хотя, само собой, кому на духанке не хотелось не просто есть, а жрать?! То-то и оно, что всем.

Ветер выл в дыры плит, старательно добираясь через ношеный бушлат, к телу. Ветер тут вообще казался неугомонным, то сырым, то сухим, то колким от небольшого, но весьма ощутимого мороза. Ветер жил с нами первые два месяца, успокоившись только к Новому Году. Ему на смену пришла стылая ледяная жесть зимы и неизвестно — что было хуже.

На «кукушку» вела лестница, сколоченная из соснового штакетника. Такой же, вот-вот, три года назад, мы с братом выгружали из Камаза-сцепки дедовскому родственнику, потратив весь день, кучу нервов и угандошенные футболки. Лестница скрипела под ногами и гудела где-то с середины, когда ты пёр по ней вверх. Порой оно оказывалось вовремя, особенно в эпидемию «спиздить-магазин-и-свинтить». Как-то раз мне жутко желалось шарахнуть вслед двум утыркам, скрывшимся у палаток АЗДН и третьего БОНа, сваливших сразу, как я высунулся в проём, щёлкнув предохранителем РПК.

Но главное на «кукушке» оказалось другим. Тут, в скворечнике, откуда наблюдалось только днём, ведь по ночам требовался ночник, а ни НСПУ, ни ПНВ у нас не работали. Потому ночью, оставаясь сам на сам со спящими заставой, ОМОНовским блокпостом, селом Первомайским и кое-где вспыхивающими искрами в горах, думалось. Думалось о многом, многих и будущем. Будущее, как правило, недалекое, ведь что-то там мечтать о гражданке, отслужив неполные пять месяцев — дурость дурацкая, не больше.

Там, на верхотуре, завелась привычка чиркать в блокноте, выжившем со мной первые полгода с небольшим и благополучно уведенным кем-то из поклонников рисованного ручкой трэшака, включающего обязательные сиськи, драконов, варваров с мечами и варварш с сиськами, топоры и многое другое, порой прерываемое пейзажами Первомайки и её населением.

Жаль этого блокнота, в нём остались неплохие воспоминания и странноватый мир, открывающийся с «кукушки».

Настоящий спец

Он, вроде как, пришёл к нам из спецназа. Наверное, так и было, во всяком случае — внешне новый старшина походил на спеца всем собой, от каблуков до кепки. «Роса» поверх теплых и удобных куртки с брюками, морской шарф, никогда никем невиданный и поднимающийся до глаз, какая-то совершенно крутейшая разгрузочная система… да её и разгрузкой называть казалось стыдно. Разгрузки вон, они, посмотрите на имеющиеся.

У кого имелись «химические», их хватало на многих, но за них ещё и чуть ли не дрались. У кого-то, как у бывшего старшины-разведоса, желтела на груди верхняя часть от афганского броника с карманами под магазины с ВОГами У кого-то, наиболее думающего и имевшего средства, имелись недавние «Тарзаны» и прочие чудеса русского амуниционного гения.

У нового старшины, поверх «росы» расцветки «зимний камыш», красовалась настоящая разгрузочная система из разных карманов, подсумков, подсумочков и крохотных карманулек под компас, мультитул и прочую нужную белиберду, а магазины он засаживал в них по два.

Голова с оттопыренными ушами и чуть кривовато-поломанным носом казалась маленькой для широченных плеч и крепкой шеи. Глаза старшины протыкали срочников насквозь, аки рентген и скрывать от него собственные косяки совершенно не хотелось.

Старшина приехал служить откуда-то с Северо-Запада и напоминал хищную акулу-мако, если не сказать — большую белую. Но оказался совершенно другой рыбиной…

Звонок прозвенел где-то к вечеру, ведь если старшина Маланин в распалаге второй роты или Тофик в палатке третьей казались деталью интерьера, выросшей вместе с брезентом, столбами и кольями на растяжках, то недавний спецназовец…