Умение писать письма поколению восьмидесятых передавалось обычным путём — от старших родственников. Металл почтовых ящиков прятал в себе небольшие кусочки счастья, вести от близких и далёких людей и временами огорчали. В самом-самом детстве мы переписывались с двоюродным братом и это было здорово — находить о чем писать, рисовать что-то, а потом мы выросли, брат переехал в Отрадный и письма пропали из жизни лет на пять, не меньше. Пока не оказался в армии.
Нам шли письма, письма в обычных конвертах, большую часть службы с адресами полевой почты. По ним, по Моздок номер какой-то и ещё оной наши родители понимали — их дети снова отправились на новую войну новой России, на Кавказ, то греющийся в солнце, то рокочущий грозами.
Мы заново учились рассказывать о себе словами по бумаге, так, чтобы занять хотя бы один лист, а не страницу, чтобы дома увидели — всё хорошо, переживать сильнее обычного не стоит, нас тут кормят, обувают-одевают и вообще, рука не дрожит, письмо не на ноге убитого товарища и она, нога, не дёргается.
А ещё письма, приходящие из дома, очень хорошо показывали — кому ты на самом деле нужен, дорог, кто ждёт, а кто был лишь так, поржать-бухануть-потусить-перепихнуться. Такое понимание дорогого стоит, на самом деле, ведь только так понимаешь — кому жаль потратить на тебя денег на конверт с марко й да немного времени, а кто делает это постоянно. Да, в девяностые письма в армию вроде шли бесплатно, уже точно не помню.
Первые письма настигли нас ещё на КМБ. Можно подзабыть какие-то прочие переписки, оставшиеся в далёком прошлом, но именно первое письмо в армию забыть не получится.
Ахтырка плавилась в июньской жаре 1998-го, прибывшие сержанты-слоны уставали не меньше нашего, сержанты-деды старательно шхерились, скинув всё на них и два наших взвода, переданные сержанту Малине, жарились в самом дальнем углу учебного центра. Там торчало несколько старых раскидистых деревьев, имелось немного тени и порой поддувало ветерком. И тут со штаба посыльный принёс пачку писем. Самых первых писем из дома, полученных в ответ на наши.
Сержант Малина был старше нашего призыва на полгода-год и куда умнее из-за полугода в армии. Сержант Малина, явно добряк в душе, вызывал нас по одному и, отдав конверт, отправлял читать за тополь неподалёку. Ждал, пока читающий вернётся и звал следующего. Сержант Малина был мудр и знал — в восемнадцать слёзы не скроешь, их не стоит стыдиться, получив первое письмо из дома, но кто из нас думал также? Потому юный и мудрый сержант Малина отправлял нас за дерево, читать, наслаждаться, вытирать глаза и возвращаться.
Что могло случиться дома за пару месяцев? Всё, что угодно, жизнь не стоит на месте и всегда готова подкинуть сюрприз, совершенно необязательно приятный. Большей части из нас везло, но на некоторых удача прокалывалась. У кого-то неожиданно умер отец. Кто-то узнал о беременности оставленной девчонки. Кому-то написали о сгоревшем доме, псе и моцике. Мало ли что случалось на гражданке за два месяца?
Письма из дома всегда долгожданны и от них никто не ждал подлянки. Если она случалась… Такое бывает, перетерпится, перемолется, мука вы йдет.
Через шесть месяцев с призыва лестница на мою «кукушку» заскрипела под напором Шомпола, решившего обрадовать меня сразу тремя письмами сразу. Шомпол вернулся с ТГ-6 и привёз почту, Шомпол всегда и во всём был откровенным: бился, так почти насмерть, говорил, так правду, а если видел письма для своих, то плевать хотел на караулы, разводящих и подождать до смены. Свой стоит на посту — отдай ему письмо.
Через несколько месяцев, уже в Красе, так же поступит посыльный Рыжий и расскажет мне о смерти моей бабушки. Через полчаса придёт разводящий и два бойца, косящиеся на меня и на мой РПК с двумя подсумками, прячущими 360 патронов калибра 5,45. Я удивлюсь, сменюсь и пропаду из реальности на весь вечер. А тогда…
А тогда Шомпол, сам того не понимая, разрешил главный вопрос половины призывников.
«Извини, мы не будем вместе».
Мне сильно хотелось использовать это письмо в сортире по прямому назначению сортира. Но вместо этого я его сжёг. Второе было от мамы, доброе и хорошее. И третье — от Кати, такое же хорошее.
На Новый, 2000-ый, Год меня и пацанов поздравили все девчонки с Катиной группы универа. Мы торчали у села Курчалой, напротив отнорка Аргунского ущелья, стояли с третьей ротой, съёжившейся до трёх четвертей взвода, и это письмо оказалось как-то очень кстати. До дома оставалось кому как, но именно тогда, впервые за полтора года, мы почуяли его запах.
Так что письма из дома были очень важной штукой в армии девяностых.
ПХД
Главная беда срочной службы девяностых — отсутствие сладкого. Сахара организмы требовали, сахара прямо просили и сраные гренки из белого хлеба с маслом и посыпанные сахаром казались блюдом от шефа-кондитера.
Где в армии находился сахар? Правильно, на ПХД. И не парко-хозяйственный день, хера.