Читаем Дмитрий Донской полностью

Тверской поход привлек всеобщее внимание. Последствия этой уникальной военно-политической акции были весьма разнообразными, а иногда и крайне неприятными. Отправив свои лучшие силы на Тверь, среднерусские города и села остались почти беззащитными. Этим поспешили воспользоваться разного рода крупные и мелкие хищники.

<p>Нижегородские потери</p>

Хроника военных действий степняков против русских княжеств в период между 1375 и 1379 годами выглядит так, словно татары своим главным врагом считали князя Дмитрия Суздальского. Именно на его владения падают удары не только Мамаевой Орды, но и других степных образований. Ордынцы словно не замечают главного мятежника — Дмитрия Московского. И при этом усиленно бьют по владениям его суздальского тестя.

Эту странность можно объяснить по-разному: во-первых, политической близорукостью степных владык; во-вторых, напротив, их дальнозоркостью; в-третьих, полным непониманием историками тогдашних реалий. Последнее оставим при себе и обратимся ко второму объяснению. Мамай всё понимал и реагировал вполне адекватно. Набеги на нижегородские земли имели конечной целью раскол «дуумвирата». Заставляя Дмитрия Суздальского разорвать союз с московским зятем, татары подрубали самый корень переяславской коалиции. Впрочем, в политике той эпохи было много личного. Кажется, Мамай не любил суздальского князя, который никогда не наносил ему визитов вежливости. Но главное, за Дмитрием Суздальским и его сыном Василием числилось тяжкое преступление — убийство ордынских послов. Такие вещи ордынцы не оставляли без наказания.

В 1375 году (вероятно, летом, когда князья с полками ушли в поход на Тверь) татары напали на южные окраины Нижегородского княжества.

«Того же лета татарове приида за Пианою волости повоевали, а заставу Нижняго Новагорода побили, а иных множество людии потопло, а полон, бежа назад, метали» (43, 112).

Трудно сказать, имел ли этот рейд политическое значение, был ли он организован Мамаем для устрашения суздальско-нижегородских князей и отвлечения сил от осажденной Твери — или это был чисто грабительский набег, осуществленный небольшим отрядом каких-то степняков. Второе кажется нам более вероятным.

Захватив «полон», татары быстро ушли восвояси. При этом часть пленников, не способная передвигаться с той же скоростью, была либо отпущена, либо уничтожена.

<p>Смоленская экзекуция</p>

Более отчетливый политический смысл имел состоявшийся осенью 1375 года поход литовского великого князя Ольгерда на Смоленск. Известие о нем помещено в Рогожском летописце сразу после сообщения о набеге татар на нижегородские волости.

«Потом в осенине того же лета Олгерд с литовьскою ратию повоевал Смоленскую волость, городки поймал и пожегл и люди посекл и, много зла сотворив христианом, поиде въсвяси» (43, 113).

Примечательно, что в этом сообщении нет упоминания о захвате пленных. Возможно, это простая случайность. Но возможно и другое: целью набега была месть Ольгерда смоленскому князю Ивану Васильевичу за участие в походе Дмитрия Московского на Тверь летом 1375 года. В этом случае отказ от захвата пленных как бы подчеркивал назидательный характер расправы.

Наряду с Новгородом и Брянском Смоленск был одним из трех направлений литовской экспансии на восток. Оказавшись между литовским молотом и московской наковальней, смоленские князья — как и рязанские — постоянно лавировали, переходя от одного патрона к другому. На этой почве в их большом семействе часто возникали внутренние распри.

<p>Матримониальные схемы</p>

Избегая большой войны с Дмитрием Московским, литовские Гедиминовичи выразили свою поддержку Твери не только набегом на Смоленск, но и заключением династического брака. В воскресенье, 9 февраля 1376 года третий из шести сыновей Михаила Тверского Иван женился на дочери литовского князя Кейстута — младшего брата и верного союзника Ольгерда. Старший из братьев Михайловичей, Александр, умер еще в 1357 году. Таким образом, Иван был вторым в династической очереди на трон после другого старшего брата — тоже Александра, носившего прозвище Ордынец.

Учитывая то, что такого рода династическим бракам всегда предшествовали длительные переговоры и споры относительно приданого, можно думать, что обмен посольствами начался задолго до осады Твери. Падение Твери могло разом покончить всё дело. Но итоги осады были неоднозначными. Михаил Тверской отстоял свой трон и свою столицу, однако вынужден был подписать унизительный договор с Дмитрием Московским. В этой ситуации литовский брак должен был укрепить пошатнувшийся престиж тверской династии и воодушевить ее на дальнейшую борьбу с московской экспансией. Гедиминовичи вновь протянули своему тверскому приятелю руку помощи.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное