Читаем Дмитрий Донской полностью

«Сам Мамай не спешил занимать столицу по очень простой причине: в том же 1369 г. хан Абдаллах, возведенный им на престол, скончался, и бекляри-бек был озабочен поисками нового ставленника из рода Бату, который был бы признан легитимным преемником Абдаллаха. Наконец, его выбор пал на юного Мухаммад-султана, также потомка Узбека. Мамая сильно беспокоила одна проблема: Мухаммаду было всего 8 лет, и бекляри-бек имел серьезные опасения, что эмиры и областные правители не признают власть столь юного хана. Чтобы Сарай не пустовал, Мамай совершил еще один беспрецедентный в истории Золотой Орды поступок: он возвел на престол собственную супругу Тулунбек-ханум, дочь Бердибека, которая правила в Сарае в 773 г. х. (1371/72 г.). Власть ее признала не только столичная округа, но и Тагай, эмир Мохши, где также стали чеканиться монеты с ее именем.

…После некоторых колебаний в 1370 г. Мамай от имени Мухаммад-хана выдал ярлык на великое княжение Михаилу Александровичу Тверскому-Микулинскому — представителю тверского княжеского дома, давнему сопернику Москвы…» (264, 130).

Торговец воздухом

Было время, когда ханский ярлык на великое княжение Владимирское служил «козырным тузом» в политической игре русских князей. Но на дворе уже стояли иные времена. Ханский ярлык давал право на участие в крупной игре, но вовсе не гарантировал выигрыш. Продавая Михаилу Тверскому ярлык без обязательности его исполнения, Мамай, по сути, выступал в роли торговца воздухом. Этого, кажется, не понял простоватый Михаил, плативший за «воздух» тяжелым тверским серебром…

Обычно полный сочувствия к Михаилу Тверскому, создатель Рогожского летописца на сей раз не удерживается от сарказма.

«И взем ярлык (Михаил Тверской. — Н. Б.) и вышел был на княжение на великое, зовучися сам князь великыи. Они же (москвичи. — Н. Б.) не приаша его; не тъкмо же не приаша его, но и переимали его по заставам и многыми пути ганялись за ним, ищуще его, и не стигоша его. И тако едва утече не въ мнозе дружине и прибежа пакы в Литву» (43, 93).

Эту удивительную картину — никем не признанный великий князь Владимирский бежит, словно заяц, запутывая след, от своих могущественных преследователей, которых летописец кратко именует «они», — можно принять за реальность только в том случае, если допустить, что у Дмитрия Московского была предварительная тайная договоренность с Мамаем. Суть ее должна была состоять в том, что Мамай продавал Михаилу Тверскому ярлык на Владимир, но при этом обещал Дмитрию Московскому не вмешиваться в московско-тверской спор и оставлял вопрос о верховной власти на усмотрение судьбы. Наличие такой договоренности более чем вероятно. В Москве хорошо знали давнюю наклонность тверских князей «сидеть между двух стульев» и в трудную минуту метаться между Литвой и Ордой. Соответственно, московские доброхоты заранее убедили Мамая продать тверскому князю ничем не обеспеченный ярлык. И эта затея им вполне удалась. Далее дело перешло в руки московских воевод…

Но в чем Михаил был сильнее московских воевод — так это в стремительности маневра. Плохой стратег, он был превосходным тактиком. Словно налим, он выскользнул из рук своих преследователей и ушел в недоступные для них темные воды. Похвалив шурина за ловкость, Ольгерд вновь выразил готовность поддержать его силой.

Вторая Литовщина

Особый род летописных головоломок представляют даты событий. Летописи часто противоречат друг другу в этом важном вопросе. Историки здесь, как и во всем остальном, предпочитают доверять более древним спискам летописей. Но и они не гарантируют полную достоверность. Поддерживающие ту или иную дату подробности месяцеслова (день памяти святого, церковный праздник, период поста) могут быть внесены в текст летописи «задним числом», при переписке текста много лет спустя. В итоге каждую дату следует проверять и на соответствие общему ходу событий.

Когда Михаил Тверской, ускользнув от московской погони, вернулся из Орды в Литву? Косвенный ответ дает дата выступления Ольгерда и других литовских князей во второй поход на Москву — 26 ноября 1370 года. Согласно летописи, Михаил Тверской шел вместе с Ольгердом (43, 94). Он был с литовцами и при осаде ими Волока Ламского (43, 95). Следовательно, он прибыл в Литву не позже чем к началу похода. Но это значит, что Михаил выехал из Орды не позднее середины ноября. По схваченным ноябрьскими морозами дорогам при бешеной скачке на сменных лошадях (вероятно, пользуясь услугами ордынских ямов) Михаил Тверской мог добраться из ставки Мамая до Литвы дней за десять.

На Николин день (6 декабря) Ольгерд подошел к Москве (43, 94). Осада столицы и на этот раз была недолгой. Опустошив окрестности города и захватив много пленных, литовский князь через восемь дней снял осаду и ушел восвояси.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное