Читаем Дмитрий Донской полностью

В своем стиле и «со своей колокольни» изображали эту историю новгородские летописцы. Здесь нет ни нравоучительного тона, ни библейских аллюзий. Рассказ о гибели Торжка по-новгородски лаконичен и реалистичен до натурализма. В захваченном городе, среди горящих домов и дымящихся развалин, победители грабят и убивают мирных жителей, срывают одежду и насилуют женщин, не щадят даже монахов и монахинь. Обезумевшие от страха люди пытаются укрыться в городском соборе — и гибнут там, задохнувшись в дыму. Даже река не приносит спасения: ее темные воды выносят утопленников. Звуковым сопровождением для этой адской картины служат вопли гибнущих в пламени людей, рев урагана и свист огня.

Новгородцы ненавидели тверичей, сотворивших такое зло, какого «ни от поганых не бывало». Павшие в бою новгородские бояре представлены героями.

Московские летописцы без особых изменений заимствовали новгородскую версию «Повести о разгроме Торжка», которая импонировала им своим антитверским пафосом (45, 112). Многословная Никоновская летопись, как всегда, прибавляет несколько интересных деталей, которые, впрочем, не меняют общей картины и могут вызывать сомнение по части достоверности. Так, сообщается, что в ходе восстания против тверских властей жители Торжка не только «избили», но и «огню предаша» находившихся в городе тверичей (42, 18).

<p>Прибыток и убыток</p>

На первый взгляд захват Торжка выглядит весьма прибыльным для Михаила Тверского делом. Захваченные в богатом Торжке ценности существенно пополнили княжескую казну. Взятые в плен знатные новгородцы и новоторжцы за свою свободу должны были заплатить тверскому князю крупный выкуп. Разгром Торжка открывал Михаилу Тверскому и его литовским союзникам прямой путь на Новгород.

Однако законы высшей справедливости таинственным образом действуют и на земле. Ни один из этих выигрышей не принес Михаилу долгосрочной пользы. Узнав о падении Торжка, новгородцы не впали в отчаяние, а в ожидании большой войны с Тверью спешно стали усиливать городские укрепления. «Тогда то слышавше новогородци и убояшася в Великом Новегороде и начаша копати ров около Лидна (Людина. — Н. Б.) конца и около Загородья и около Неревскаго конца» (45, 113; 18, 372).

Но тревога оказалась преждевременной. Третий поход Ольгерда на Москву и «стояние» у Любутска летом 1372 года отвлекли Михаила от новгородских дел. Заключение Ольгердом мирного договора с Дмитрием Московским лишило тверского князя мощной литовской поддержки. Идти на Новгород в одиночку, оставляя в тылу враждебную Москву, было бы явным безумием.

Войны не хотели и на Волхове. Не желая обострять ситуацию, новгородцы после разгрома Торжка склонили головы и признали Михаила великим князем Владимирским. Но это была временная уступка. Новгородцы с нетерпением ожидали перемены «политической погоды». «Стояние» у Любутска принесло эти перемены. Ольгерд помирился с Москвой. Михаил Тверской остался один. Его наступательный пыл угас. А между тем Москва и Новгород, избавившись от литовской угрозы, готовились предъявить Михаилу свой счет.

Зимой 1372/73 года Новгород порвал с Михаилом Тверским и вернулся к традиционному союзу с Москвой. На Волхове в качестве представителя великого князя Дмитрия Московского обосновался его кузен Владимир Серпуховской. Молодые силы кипели в груди этого 20-летнего витязя. Новгородская синекура была ему явно не по душе. «И седе в Новегороде до Петрова дни (29 июня 1373 года. — Н. Б.), и поеха прочь» (18, 372; 45, 113). Но этот демарш по сути мало что изменил.

Что касается богатств и пленников, вывезенных Михаилом Тверским из разоренного Торжка, то они не принесли тверичам много прока. Новгородские бояре, взятые в плен в Торжке, около года просидели в тверской тюрьме, ожидая, пока родственники и друзья выкупят их из плена. Вероятно, запрошенная сумма была слишком велика. Не дождавшись свободы, они решили бежать через прорытый в стене земляной тюрьмы подземный ход. Побег состоялся 20 апреля 1373 года, в среду на Святой неделе (43, 104). Вероятно, узники воспользовались праздничным весельем своих стражников. Как они добрались до новгородской границы — летопись умалчивает. Но надо полагать, что путь их был не без приключений…

Михаил Тверской вывез из Торжка богатую добычу. Однако Дмитрий Московский (а скорее — многоопытный митрополит Алексей) нашел оригинальный способ опустошить тверскую казну. Как нам уже известно, осенью 1372 года московский князь через своих порученцев («киличеев») выкупил в Орде 15-летнего сына Михаила Тверского Ивана, который находился там с лета 1371 года в качестве гаранта возврата долгов своего отца (44, 430). Уплатив за княжича огромную сумму в 10 тысяч рублей, москвичи увезли его с собой в Москву, где поместили в суровых условиях («в истоме») на митрополичьем дворе (39, 18).

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное