Читаем Дмитрий Донской полностью

Это был тяжкий удар по престижу Михаила Тверского. И как правитель, и как отец он должен был любой ценой добиться освобождения сына и наследника тверского престола. Не знаем, какую сумму запросили москвичи за княжича Ивана, но очевидно, что даже трофеев из Торжка не хватило для этого платежа. Вести тягостный торг с москвичами и копить нужную сумму тверскому князю пришлось целый год. Речь шла не только о деньгах, но и о политических уступках — публичном и клятвенном отказе Михаила от притязаний на великое княжение Владимирское.

Зимой 1373/74 года долгожданное соглашение об освобождении Ивана, а также об общем примирении Москвы и Твери было наконец достигнуто. «А потом тое же зимы по мале днии Божиим жалованием створишеться мир князю великому Михаилу Александровичю со князем с великим с Дмитрием с Ивановичем и сына его князя Ивана с любовию князь великии Дмитрии отъпустил с Москвы в Тферь. А князь великии Михаило Александрович со княжениа с великаго наместникы свои свел и бышеть тишина и от уз разрешение христианом и радостию възрадовалися, а врази их облекошася в студ» (43, 105).

В этом сообщении летописец не упоминает о деньгах. Однако очевидно, что торг шел именно о них. Можно думать, что москвичи взяли за освобождение Ивана Тверского огромную сумму, значительно превышавшую выкуп княжича в Орде.

В тусклом блеске драгоценных металлов всегда чудится что-то зловещее. Политое кровью Торжка тверское серебро легло в темные подземелья московской казны.

История с выкупом тверского княжича тянет за собой самый сложный и безответный из всех вопросов ранней Москвы. Это «денежный вопрос». Широкая политическая и военная деятельность князя Дмитрия Ивановича требовала больших средств. Откуда внук Калиты добывал эти горы серебра и иных ценностей, которыми он расплачивался со своими слугами и союзниками? Где скрывались тайные родники, питавшие московскую казну?

Для любого правителя финансовые вопросы являются наиболее важными. Это нечто сокровенное, почти интимное, о чем не говорят вслух. Рассуждая о тайнах московской казны, хранившейся в белокаменных подклетах кремлевских храмов Ивана Калиты, можно только гадательно называть ее доходные статьи: налоги и подати, торговые пошлины, пушные и промысловые богатства Севера… Однако никаких документов на сей счет до наших дней не сохранилось.

Не претендуя на твердую уверенность, мы всё же полагаем, что самым глубоким корнем московского процветания был прирост населения — как естественный, так и «механический», путем расширения территории. Москва давала людям покой («великую тишину») и безопасность. И будущие налогоплательщики шли сюда со всех беспокойных окраин. Переселенцы и разного рода «пришлые люди» обогащали казну, а растущий потенциал казны позволял обеспечивать «великую тишину» и вести мирную территориальную экспансию. Великое княжество Владимирское было по существу куплено московским серебром. Но этот расход вскоре вернулся сторицей. Важно и то, что потомки Калиты умели собирать деньги, но также умели их вовремя и щедро тратить. Режим экономии они распространяли в первую очередь на самих себя. Перечень драгоценностей в завещаниях московских князей поражает своей скромностью.

К этому можно прибавить еще два слова. Судя по всему, московские князья умели заставлять людей работать на себя бесплатно. Это и всевозможные отработки, и развитие института холопства, и использование труда многочисленных пленных.

<p>Часть вторая</p><p>ЦАРЬ НИЩИХ</p><p><emphasis>Глава 13</emphasis></p><p>ПЕРЕЯСЛАВСКОЕ ЗАСТОЛЬЕ</p>

Кто бросает камень вверх, бросает его на свою голову.

Сирах. 27, 28

…Вскоре после стоянки возле часовни «Крест», что расположена на 133-м километре Ярославского шоссе, дорога словно стекает в огромную котловину, на дне которой светлеет широкое озеро. На южном берегу озера тянет к небу купола своих церквей город Переславль-Залесский. Ровесник «Слова о полку Игореве» и первых крестовых походов, он таинственно глядит на мир своими перламутровыми от старости окнами. Они видели многое и многих. Здесь, в Переславле бывали едва ли не все выдающиеся личности русской истории — от Юрия Долгорукого и Александра Невского до Петра Великого и Екатерины II. Но никто из них не задерживался здесь слишком долго. Если, конечно, не считать титулованных узников политической тюрьмы, которой славился Переславль во времена Московского царства.

Затерянный «во глубине России», город этот со времен Минина и Пожарского не испытывал бедствий войны. Время мирно уснуло на его зеленых холмах, увенчанных белыми церквами. И хотя его памятникам старины всё же пришлось уплатить тяжкую дань советскому атеизму и русскому вандализму, их первый ряд уцелел почти полностью.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное