— Дмитрий Иосифович Гулиа, — звонко провозгласил Дмитрий. Он стоял розовый, с ястребиными глазами и руки по швам.
— Ну-с, — сказал председатель, — пропой нам всю гамму.
Невзрачный человечек в сюртуке ударил камертоном о краешек стола, накрытого зеленым сукном.
— До-ре-ми-фа-соль-ля-си-и-и-и!.. Си-ля-соль… — пропел Гулиа.
Председатель глянул на отметку по пению. «Голос у этого мальчика недурен», — подумал он, а вслух предложил:
— Спой-ка «Отче наш».
Комиссия выслушала «Отче наш». Председатель пожал плечами и наклонился к членам комиссии, шепча им что-то на ухо. Вот что, по свидетельству Гулиа, сказал в заключение председатель громко, чтобы все его слышали:
— Странная эта четверка. Гулиа достоин «пяти с плюсом». Смотритель школы, как видно, слишком взыскательный. Думаю, и по остальным предметам этот юноша преуспевает не хуже, чем по пению.
Николай был в восторге.
— Дмитрий, главное для поступления — здоровье и голос! Это самое трудное испытание. Знай же, скоро ты станешь семинаристом!
Любопытно прошел устный экзамен по литературе.
— Что ты можешь прочесть наизусть? — спросил председатель комиссии.
— Я знаю Пушкина, Кольцова, Никитина, — отчеканил Гулиа.
— Хорошо, хорошо. Ну, а еще что?
— Я знаю «Сироту».
— «Сироту»?
«Вечер был. Сверкали звезды, на дворе мороз трещал…»
— Читай, Гулиа.
Дмитрий прочитал стихотворение так, словно его слушала по крайней мере половина человечества: громко, четко, «с выражением» и соответствующей жестикуляцией. Было что-то очень милое в этом деревенском юноше, с полной верою и убежденностью декламировавшем простые и явно сентиментальные стихи. Гулиа, видимо, читал неплохо, во всяком случае оригинально. Однако успех обеспечила неожиданная концовка. Как некогда, он прочитал:
— …Улыбнулся, запер глазки и уснул. Спокойный сон!.. Пе-тер-сон!
Комиссия вдруг оживилась. Все засмеялись.
Гулиа немножко смутился.
— Послушай, Гулиа, — проговорил председатель, все еще сотрясаемый смехом, — что значит Петерсон? Почему ты произнес в рифму фамилию автора?
— Я вижу, вы шутите, пошутил и я, — всерьез ответил Гулиа.
— Почему же ты решил, что мы шутим?
— Я предложил вам прочесть Пушкина и Кольцова, а вы предпочли Петерсона.
— Всё! — воскликнул председатель. — Пятерка!
Гулиа выскочил в коридор сияющий. Николай, подслушивавший за дверью, все уже знал. Возвращались они домой в чудесном настроении.
— Считай себя семинаристом, — говорил Николай.
Он все предвидел… Через несколько дней было объявлено, что Дмитрий Гулиа зачислен в список слушателей учительской семинарии.
— В учебных заведениях я учился всего пять лет и пять месяцев, — говорил Гулиа, имея в виду пять лет, проведенных в горской школе, и пять месяцев — в горийской семинарии.
Дело в том, что в середине учебного года он внезапно заболел. Поднялась температура, основательно лихорадило. Предположили, что это малярия. Прошло несколько дней, а температура все не падала, хинин не помогал. Врач поставил новый диагноз: брюшной тиф.
Пролежав положенное время и немного оправившись от болезни, Гулиа для окончательной поправки поехал домой. И тут его ждал удар.
Ничего не подозревая, он у ворот весело окликнул бабушку. Та понеслась ему навстречу со всей прытью столетней старухи, которая в состоянии выдержать еще много невзгод и житейских бурь. Она обняла любимого внука, смеясь и рыдая одновременно. Вышел во двор и отец.
— А мама? Где же мама? — беспокойно спрашивал Дмитрий, не выпуская из своих объятий бабушку и отца.
Они молчали. Они справлялись о его здоровье, сообщили, что сестра и брат здоровы.
— А мама? — повторял Дмитрий.
— Там она, — сказал отец, указывая рукою на ближайший лесок.
Дмитрий подбежал к нарам, где спала мать, и увидел ее платье и ее вещи, разложенные по обычаю… Да, мать умерла. И совсем недавно. Какая-то непонятная простуда, которую позже нарекут «испанкой», сразила ее в одну неделю. Отец рассказывал об этом неторопливо, сдерживая себя, как и подобает мужчине.
Дмитрий должен немедленно увидеть могилу. Его место в эти минуты там, поближе к матери, которой он привез гостинцы — связку городских бубликов…
Отец повел его к могиле. Под большим деревом, в полсотне шагов от берега реки, насыпан свежий холмик земли. Буковый крест прочно вкопан в землю, и несколько лесных цветочков увядают на том месте, под которым сердце матери…
Да, это был жестокий удар. Неокрепший после болезни, Дмитрий свалился. Приступ лихорадки чуть не лишил его сознания. Бабушка испробовала все средства. Она откупорила лимонад, который привез ей внук, но и лимонад не принес облегчения. Приходила знахарка. Но и ее нашептывания не сбили температуры. Горячка прошла так же внезапно, как и началась.
Недаром говорится: пришла беда — отворяй ворота. Кто же это забыл закрыть ворота, через которые прошла безвременная смерть в этот дом? У Дмитрия Гулиа читаем: «испанка» унесла бабушку и отца. Я их похоронил на левом берегу Кодора под большим деревом и стал главой семейства: мне предстояло воспитать сестру и брата».