«Дней минувших анекдоты...»

Из событий моего детства я хорошо помню одно, чрезвычайно взволновавшее нашу семью. Мне тогда было лет пять. Отец поставил детей на колени и вместе с нами начал молиться. В это время, как после смерти Дубровского из повести Пушкина, по квартире расхаживали какие-то злые люди, существующие при всех социальных режимах «шабашкины», и вешали сургучные печати на мебель и картины.

Отец мой, как я уже говорил, унаследовал от деда огромное по тем временам состояние. Он был восьмым ребенком. Бездетный брат моего отца Константин был старше его на шестнадцать лет и получил в наследство «лишь» родовое имение в Хидистави и 200 000 рублей. За каждой из дочерей было дано приданого 20 000 рублей. Наконец, у статского советника Михаила Егоровича Алиханова родился еще один сын — мой будущий отец, которого нарекли Иваном, и возложили на него все династические надежды. После смерти деда мой отец получил наследство, в акциях и других активах оцениваемое в 2 миллиона, барский дом в самом фешенебельном районе города Сололаки.

Таким образом, мой отец стал блестящим женихом, в него была влюблена красавица Надя, дочь миллионера Манташева (она даже родила от отца сына — дауна). Но все расстроилось. В Тифлис приехала оперетта. Отец влюбился в «певичку» (так ее презрительно именовали в семье) еврейку Поличку и женился на ней.

Все члены «клана» Алихановых объявили моему будущему отцу бойкот. Когда через год первая жена моего отца Поличка умерла от черной оспы, никто из родственников не пришел с ней проститься. Отец, рассерженный на всех, уехал за границу, где пробыл 8 лет, путешествуя, развлекаясь и играя в нарды, как только для этого представлялась возможность. Во всяком случае, на сохранившихся от тех лет фотографиях, отец мой неизменно снят либо за нардным столиком, либо держащим складные нарды под мышкой.

Однажды, проживая в пансионате в Германии, он решил поухаживать за красавицей, 18-летней горничной, этакой Гретхен, высокого роста, с пепельного оттенка волнистыми волосами, пышной прической и фигурой. При ближайшем знакомстве горничная оказалась дочерью директора школы в городке Гермсдорф, которая завершала свое образование по принятому в их кругу обычаю. После школы, изучения французского и игры на фортепиано немецкой девушке следовало поработать на ферме — изучить хозяйство, затем послужить в пансионате, обслуживать постояльцев и гостей, овладеть сервировкой. Система образования была направлена на то, чтобы немецкая мама была полностью готова к любым жизненным перипетиям. А жизнь девушки, по немецкой традиции, прослеживалась и планировалась от начала и до конца сразу же после рождения.

После окончания годичной практики в пансионате, ее ждал жених Ганс, с которым они по воскресеньям совершали прогулки. Если моя будущая мама (а это была она) забывала взять с собой бутерброд, то Ганс выражал по этому поводу сожаление и съедал свой бутерброд сам.

Мой отец, к тому времени уже много лет живший в Европе, среди чопорных гостей пансионата получил прозвище Dummer Russe — «сумасшедший русский». На удивление всему табльдоту, приевшись немецкой кухней, мой отец в красной косоворотке жарил в саду пансионата шашлыки.

Расчетливых немцев, в частности свою будущую жену и ее мать, мой отец поразил широтой жестов, драгоценными подарками, букетами цветов, предупредительностью и вниманием к малейшим пожеланиям. Наконец на спектакле в берлинском оперном театре в первом ряду мой будущий папа стал на колени, чем окончательно покорил свою любимую, и она согласилась стать его женой (фото 31).

Получив согласие, мой отец, наученный горьким опытом (сначала певичка, а потом горничная), сначала фиктивно выдал свою невесту замуж за разорившегося барона фон Гонопа, затем развел их, а только потом сам женился — но уже на баронессе. (Таким образом, фиктивные браки, которые уже в наше время совершались ради «московской прописки», практиковались еще в 19-м веке — но из-за благородного происхождения.)

В 1911 году у моих родителей родилась дочь, точная копия моего отца, названная, по немецкому обычаю тремя именами Елизавета Александра Мария fon Gonop, после чего супруги приехали в Тифлис, где Елизавету крестили еще раз (фото 32), и она имела двойную фамилию — баронесса fon Gonop-Алиханова. Фамилия «Gonop» осталась только на этом документе.

Моя мать — высокая, ростом 167 сантиметров, на пять сантиметров выше папы, красавица баронесса понравилась всем нашим родственникам.

В 1915 году Лилли подарила отцу наследника, которого в честь деда назвали Михаилом, а в феврале 1917 года родился я…

Нам всем прочили блестящее будущее. Но ошибся дед, ошибся мой демократически настроенный отец, который, как впоследствии оказалось, очень сочувствовал революционерам и материально помогал реализации их утопий. Сейчас стало очевидно, что ошиблись Маркс, Энгельс и Ленин, равно как и вся русская интеллигенция…