Дневная битва

– Нарисуй ее, – приказала Кеневах, сделала знак Мелан, и та подала кисточку, чернила и пергамент.

Последние месяцы Инэвера рисовала на песке, и кисточка показалась чужеродным предметом, но она безропотно и осторожно смочила ее, стерла излишек чернил о край чаши и принялась чертить на дорогом пергаменте.

Когда закончила, Кеневах кивнула:

– А сколько символов предсказания?

– Триста тридцать семь, дамаджи’тинг, – ответила Инэвера.

Символы предсказания не были метками, скорее словами, которые обозначали повороты судьбы – по одному в центре каждой оставшейся грани и вдоль каждой стороны семи многогранных костей, по которым читали будущее дама’тинг. Инэвера машинально взялась за свой мешочек для хора, где хранились глиняные кости со стершимися за годы усердной учебы ребрами.

У каждой кости было свое число сторон: четыре, шесть, восемь, десять, двенадцать, шестнадцать и двадцать. Каждый символ таил в себе множество смыслов, они зависели от расположения окружающих начертаний и контекста. Эти значения подробно разъяснялись в Эведжах’тинг, но чтение костей больше искусство, чем наука, и постоянно порождало споры среди дама’тинг. Инэвера часто видела, как они пререкались, толкуя расклад. В исключительных случаях для окончательного решения призывали Кеневах. Мнение дамаджи’тинг не смел оспорить никто, но проигравшие не всегда выглядели убежденными.

Кеневах подала знак Мелан, и та положила перед ней чистый лист. Инэвера снова окунула кисточку На этот раз нарисовала символы мельче и закончила не сразу хотя рука ее двигалась точно и быстро. Дамаджи’тинг смотрела через ее плечо и не замедлила кивнуть, когда все было готово.

– Есть ли у тебя глиняные кости? – спросила Кеневах, как требовала того церемония.

Инэвера кивнула и извлекла из мешочка для хора глиняные кубики, которые в самом начале ей выдала дамаджи’тинг. Кеневах взяла их и положила на стол рядом с большим куском слоновой кости. Подняла последний и принялась бить по кубикам, пока от них не осталась пыль с проблесками лака.

– Есть ли у тебя деревянные кости?

Инэвера вторично запустила руку в мешочек и вынула кубики, которые старательно вырезала из деревянного бруска, покрыла символами и отшлифовала песком. На ее руках осталось множество крошечных шрамов от этих трудов.

Когда Кева вручила ей брусок, Инэвера подумала, что труднее всего будет нарисовать метки, но она не имела опыта работы с деревом, и вырезание даже простейших кубиков едва не доказало ее полную несостоятельность. Она порезалась без счета, снова и снова отбрасывала неровные деревяшки, затем отложила и брусок, решив упражняться на мыле, пока не овладеет инструментами.

Со временем простые четырех-, шести– и восьмигранники дались ей легко, однако на десятигранные кости ушли часы, несмотря на имевшиеся в Эведжах’тинг геометрические расчеты, но даже после этого одна сторона осталась чуть больше других и чаще выпадала при броске. Пришлось выбросить свое изделие и начать заново. Чтобы справиться с испытанием на право работать с хора, она должна вручить Кеневах безупречные во всех отношениях кости.

Кеневах тщательно осмотрела их и положила в жаровню. Мелан облила драгоценные, с таким трудом созданные кубики маслом и подожгла. Инэвера ждала этого, но все равно оказалась не готова столь остро ощутить потерю. Теперь уже Мелан взглянула на нее с ухмылкой.

Инэвера глубоко вздохнула, нашла свой центр, и Кеневах снова обратилась к ней взглядом:

– Есть ли у тебя такие же из слоновой кости?

Инэвера в третий раз взялась за мешочек и вытряхнула ей в руки кубики, которые вырезала из верблюжьих зубов, на сей раз вслепую, с глазами, завязанными шелковыми лентами бидо. Времени на них ушло больше, чем на деревянные, – месяцы трудов, и каждый раз, когда ей приходилось испрашивать новый зуб, ее приговаривали к недельной стирке бидо.

Кеневах покатала кости в пальцах, внимательно изучила. Затем невнятно буркнула и с удивительной силой запустила ими в каменную стену. Хрупкие кости разлетелись вдребезги. Она забрала у Инэверы пустой мешочек и бросила его в погребальный костер, где горели деревянные кубики. Бархат занялся пламенем, повалил густой черный дым.

– Ты можешь войти в Палату Теней, – объявила Кеневах и вручила Инэвере новый мешочек для хора красивее первого, из черного бархата и с позолоченным шнурком. – Внутри найдешь восемь алагай хора. Ты вырежешь из них семь костей и сохранишь каждую стружку. Если не наделаешь ошибок – они твои, и ты сможешь пользоваться ими, как сочтешь нужным; если тебе понадобится новый материал, то подвергнешься годичной епитимье за каждую кость.

Палата Теней. Най’дама’тинг говорили о ней только шепотом. Она скрывалась глубоко во чреве дворца, не тронутая светом ни солнца, ни свечей, ни химикатов. Сказывали, в ней так темно, что сперва чудится, будто стены удалены на многие мили, а в следующий миг уже смыкаются. Там царил непроглядный мрак, как во владениях Най, и, если вести себя тихо, можно услышать ее шепот во тьме.

Глаза Мелан стали как у туннельной гадюки, когда Инэвера взяла мешочек.