Дневник. 1873–1882. Том 1

Среди разговора нашего мы были прерваны приглашением в залу заседания, чтобы приступить к роковому делу. Валуев, как, по-видимому, было уже условлено, заговорил первый: с обычным своим красноречием, пересыпая речь комплиментами и мне, и моему противнику, оратор высказал то, о чем, в сущности, говорено было вчера и сегодня, то есть закончил предложением передать дело в особую комиссию под председательством одного из членов Комитета, стоящих совершенно нейтрально (?!) и беспристрастно (?!). Затем, переглянувшись с некоторыми из присутствующих, он назвал наконец этого беспристрастного судью – Грейга, прибавив, что он согласен принять на себя председательство. Тут, разумеется, все в один голос одобрили выбор и признали, что такое со стороны Грейга самопожертвование заслуживает общей благодарности.

После еще нескольких слов некоторых из членов и какого-то нескладного предложения принца Ольденбургского председатель обратился к обоим противникам – к графу Толстому и ко мне. Граф и тут не мог удержать своей желчи, выказал досаду по поводу того, что предлагаемая отсрочка может надолго замедлить решение, и потребовал определения срока. Что касается меня, мне ничего другого не оставалось, как согласиться на предложение, хотя и мне не совсем приятно продление неопределенного положения, которое уже так давно тяготит меня. Личность Грейга не внушает мне доверия к его беспристрастию. Несмотря на это, было бы крайне неловко перед моими коллегами отклонить придуманное ими посредничество и отвергнуть их доброе намерение устранить резкую постановку вопроса, а может быть, даже и скандал в самом заседании. После нескольких еще толков о составе комиссии, о предстоящей ей задаче и так далее постановлено ничего не предрешать и положиться на соглашение Грейга с противными сторонами. Таким образом, дело на сей раз кончилось ничем. Туча отдалилась, но гроза еще впереди.

Если спорный вопрос неизбежно должен быть решен против меня, то в настоящее время года мне всего удобнее было бы сделать решительный шаг – оставить место военного министра; однако ж я не сетую на моих товарищей, напротив, их образ действий в настоящем случае несколько примиряет меня с ними. Зато граф Толстой, как слышу, кипятится еще более, чем прежде, уверяет, что пришел в заседание Комитета до такой степени вооруженный, что победа была для него несомненна. Да, судя по тому, что передавали мне из разговоров в соседней комнате, оружие его было всё то же, какое он всегда имеет привычку применять, – ложь и искажение фактов. [И мы пропустили случай увидеть на сцене этого православного иезуита.]

15 мая. Среда. Эту ночь я провел лучше предшествующих; утром чувствовал себя гораздо бодрее, так что без труда выехал из дому в Мраморный дворец в заседание Особого присутствия по воинской повинности. Дел важных не было, и, вероятно, это последнее наше собрание до вакантного времени. Великий князь Константин Николаевич переезжает в Павловск, а потом едет в Вену. О Николае Константиновиче как-то перестали говорить.

18 мая. Суббота. Последние дни прошли преимущественно в хлопотах по случаю переезда на другую квартиру, во вновь выстроенный дом; переселились туда 16 мая, в четверг, но далеко еще не устроились на новоселье.

1 июня. Суббота. Опять большой пропуск в моем дневнике – ровно две недели. Б'oльшая часть этого времени прошла в заботах домашних; с трудом удалось уладить разные недоразумения и выпроводить всю семью из Петербурга: две старшие дочери уехали на Кавказские минеральные воды вследствие внезапного решения врачей; прочие члены съедутся в Одессе, откуда отправятся в Крым и там встретят сына, который прибудет туда из Поти. Со вчерашнего вечера я остаюсь совершенно одиноким в новом обширном жилище.

30 июня. Воскресенье. Ровно месяц не заглядывал в свой дневник; во всё это время нечего было записывать. Кроме обычных своих служебных занятий, все остающиеся свободные часы проводил в своем кабинете за разборкой библиотеки; только сегодня окончил эту нелегкую работу и то еще не совсем. [Остались неразобранными три ящика с картами и картинами, принадлежавшими покойному дяде, графу Киселеву. Я воспользовался случаем (может быть, единственным), чтобы привести в порядок и прежнюю собственную библиотеку, для которой не было до сих пор каталога.]

Однако ж время это прошло не совсем без забот: из Крыма получал от жены весьма неутешительные известия о небрежной постройке дома в Симеизе; работы приостановлены, и хотя строительное общество обещает принять надлежащие меры, тем не менее нельзя уже и помышлять о том, чтобы дом был готов к назначенному сроку, то есть к осени текущего года.