Дневник. 1873–1882. Том 1

20 марта. Воскресенье. На прошедшей неделе в Берлине праздновался день рождения императора Вильгельма, которому минуло 80 лет. В этот день обыкновенно и у нас бывает торжественный обед во дворце, но на сей раз по случаю траура обед отложен до нынешнего дня. Кроме обычного тоста в честь 80-летнего императора, обед ничем другим не ознаменовался.

28 марта. Понедельник. В продолжение всей Страстной недели нечего было вписывать в дневник. Говенье и некоторые семейные заботы отвлекали меня от обычных забот служебных. Впрочем, во всё это время и не произошло ничего примечательного в ходе политических дел. Неделя прошла в ожидании известий о том, как приняты в Константинополе заявления больших держав после лондонского протокола и нашей декларации. Порта упорствует в отказе на все требования Черногории. Из Лондона получен вопрос: не согласится ли наш кабинет принять турецкого посла, не ожидая заключения мира между Портой и Черногорией? И на это наши дипломаты согласились. Но все уступки их ни к чему не ведут, а только более подстрекают нахальство и дерзость Порты.

Сегодня утром было у государя обыкновенное совещание, в котором уже и сам канцлер признал, что на мирный исход дел мало надежды. Из полученных вчера телеграмм видно, что турки решительно готовятся к войне, намереваются атаковать меридитов и не иначе соглашаются прислать в Петербург посла, как одновременно с присылкой нашего посла в Константинополь. Государь выразил негодование свое на такую дерзость и признал невозможным дольше выносить тяжелое и неопределенное положение, в котором мы находимся уже столько месяцев.

Я обратил внимание государя на необходимость такого расчета времени, чтобы в случае объявления войны можно было успеть предварительно сделать все распоряжения к переходу войск через границу одновременно с объявлением войны. Решено телеграфировать обоим главнокомандующим, чтобы они теперь же приступили ко всем приготовительным мерам, независимо от повеления о предположенной дополнительной мобилизации войск. Телеграммы эти уже отправлены мною в Кишинев и Тифлис.

Сегодня был семейный обед у Александра Аггеевича Абазы по случаю дня рождения и совершеннолетия племянника нашего Юрия Милютина.

29 марта. Вторник. Полковой праздник лейб-гвардии Конного полка справлялся сегодня, вместо 25-го числа (так как день Благовещения пришелся на Страстную пятницу). Поэтому я провел бóльшую часть дня в полной форме, а в промежутках между докладом и парадом и между парадом и обедом во дворце разбирал шифрованные телеграммы, полученные от обоих главнокомандующих в ответ на вчерашние мои телеграммы.

В ответе из Кишинева великий князь Николай Николаевич уже торопится определить самый день перехода армии за границу; через 10 дней всё будет готово к началу действий. Великий князь Михаил Николаевич считает возможным начать около 12 апреля, и то с оговорками: по его мнению, можно открыть наступательные действия только к стороне Кобулети; главные же силы – в Александрополе и Эриванский отряд – хотя могли бы немедленно перейти через границу, но по времени года и по недостаточности сил не могут пока действовать решительно.

Кроме того, великий князь Николай Николаевич в телеграмме прямо на имя государя снова настойчиво требует отпуска золотой монеты для заграничных расходов. По приказанию государя я лично ездил к министру финансов и передал ему положительное повеление об отпуске 3 миллионов золотом; однако же Рейтерн и на этот раз попробовал отказать и прислал государю записку о невозможности исполнения его повеления. Государь настоял, чтобы отпущено было хотя бы два миллиона. По этому предмету я имел довольно резкое объяснение с Грейгом. Грейг постоянно держит сторону Рейтерна, принимая с комической самонадеянностью вид знатока в финансовом деле.

В то время как главнокомандующие уже заботятся о немедленном назначении дня перехода через границу и в понятиях государя война должна быть объявлена уже через несколько дней, наш маститый канцлер продолжает по-прежнему замасливать и улаживать, как будто всё еще надеясь на мирное решение вопроса. Вечером приехал ко мне барон Жомини, правая рука князя Горчакова; даже он возмущен образом действий своего шефа и ко мне обратился, чтобы побудить канцлера действовать энергичнее в предвидении неизбежной войны. Князь Горчаков склоняет Черногорию к новым уступкам для заключения мира с Портой, и это в то время, когда мы собираемся объявить ей войну! Видно, мало еще того промаха, что мы допустили турок задавить Сербию и лишились подмоги с ее стороны для нашей армии; наш канцлер как будто нарочно делает всё возможное, чтобы в случае войны поставить нас в невыгоднейшее положение.