Дневник. 1873–1882. Том 1

7 марта. Понедельник. Вчера вечером тело покойного великого князя перевезено с обычной церемонией в Петропавловскую крепость, а сегодня утром прошло погребение. Вся царская семья погружена в печаль. К тому же получены весьма тревожные сведения о болезни старшего брата императрицы, принца Карла Гессен-Дармштадтского. Императрица намерена даже немедленно отправиться в Дармштадт; к завтрашнему вечеру велено приготовить поезд для ее величества.

8 марта. Вторник. Императрица отменила свой отъезд за границу; больной брат ее в таком положении, что едва ли она застала бы его в живых. После своего доклада я присутствовал при докладе канцлера. Из Вены получено известие, что конвенция подписана; по этому случаю император Франц-Иосиф в трогательной телеграмме сообщает нашему государю свою радость. Из Лондона еще нет известия о том, как приняты предложенные нами редакционные поправки в протоколе. В Константинополе вчера происходила комедия открытия парламента. Турки нахальны более чем когда-либо; они заранее заявили английскому правительству, что не дадут своего согласия на какой бы то ни было протокол. И всё это Англия переносит со стоическим смирением.

Сегодня великий князь Николай Николаевич (младший), только на днях приехавший из действующей армии, и генерал-адъютант Тотлебен отправились в Берлин для поздравлений императору Вильгельму по случаю наступления 81 года его жизни.

Генерал-адъютант Павел Николаевич Игнатьев (отец), по случаю смерти дочери, княгини Енгалычевой, не мог сегодня председательствовать в Комитете министров и в Кавказском комитете; я должен был, как старший, занять место председателя в обоих заседаниях.

9 марта. Среда. Возвратившись из утренней поездки в клинику Вилье и в военную тюрьму, я собирался ехать в заседание Военного совета, но получил приглашение во дворец, к часу пополудни, на совещание. Присутствовали все лица, участвовавшие в прежних совещаниях, в том числе Рейтерн и Валуев. Канцлер прочел последние депеши из Лондона и Берлина, из которых видно, что ни Берлинский кабинет, ни Лондонский не действуют искренно и прямодушно в отношении к нам. Бисмарк, уверявший Игнатьева и продолжающий уверять Убри в полной готовности Германии помогать России как в достижении мирного исхода, так и в случае войны, между тем в своих инструкциях Мюнстеру (послу германскому в Лондоне) ни одним словом не побуждает его поддержать нашего посла в переговорах с английскими министрами.

В совещании сегодня опять высказали мысль, что в образе действий германского канцлера по-прежнему проглядывает постоянное желание втянуть нас в войну с Турцией (желание это так велико, что Бисмарк даже предлагает помочь нам в заключении займа в 100 или 200 миллионов рублей в Германии; более того – обещает даже ссуду из германского военного фонда); поэтому он не сочувствует ничему, что предпринимается нами с целью миролюбивого разрешения дела.

Английские же дипломаты думают только о том, как бы скорее склонить Россию к демобилизации армии, и в этих только видах соглашаются подписать предложенный нами протокол; но, имея в то же время твердое намерение не делать ни одного шага, понуждающего Порту к уступкам, англичане торгуются из-за редакционных мелочей.

Теперь главная задача – определенно постановить условия, на которых мы можем согласиться на демобилизацию армии. В этом отношении наш канцлер не имеет отчетливого плана; как он сам, так и его орудия за границей, желая во что бы ни стало покончить дело мирным путем, ограничиваются в своих многоречивых объяснениях с англичанами лишь общими выражениями, не заключающими в себе никакой конкретной мысли. Вдобавок граф Шувалову крайне неприятен приезд Игнатьева в Англию; в последних своих депешах он прямо взводит на Игнатьева обвинение в ложных показаниях, будто он был приглашен в Англию лордом Солсбери и Биконсфильдом.

Государь недоволен ходом дипломатического дела, видит настоящее положение вещей в мрачном свете и начинает сомневаться в возможности мирного исхода. Он прямо и резко высказывал эти мысли канцлеру, который продолжает верить и надеяться.

Совещание кончилось в исходе третьего часа, так что я приехал в Военный совет только к концу заседания.

11 марта. Пятница. Сегодня опять было совещание с участием Валуева, Рейтерна и Тимашева. Предметом обсуждений были условия, на которых мы можем обещать Англии демобилизацию армии. Я должен был опять стать вразрез с мнениями, высказанным князем Горчаковым, Валуевым, Рейтерном и Тимашевым; на сторону их стали также граф Адлерберг и великий князь Константин Николаевич. Все они снова говорили, какие бедственные последствия для России может иметь война с Турцией, и потому признавали необходимым согласиться безусловно на предложенную английскую редакцию протокола, с обязательством с нашей стороны демобилизовать войска.