Дневник. 1873–1882. Том 1

Мое же мнение – что мы не должны отнюдь обещать демобилизацию прежде достижения каких-либо положительных результатов, чего трудно ожидать при настоящем положении Турции. Мнение это вполне разделяют государь и наследник цесаревич. То же мнение прекрасно выражено в письме, только что полученном от Нелидова и прочитанном в совещании. Государь весьма сильно и горячо высказал свои опасения, что в случае демобилизации немедленно после подписания бесцветного лондонского протокола мы очутимся совершенно в том же положении, в каком были в 1875 году и летом 1876-го; что через короткое время нам придется опять мобилизовать войска, опять нести те же громадные растраты, какие уже сделаны нами бесплодно, и тогда, быть может, придется вести войну при еще менее выгодной политической обстановке.

Совещание, однако же, кончилось тем, что государь утвердил проектированный канцлером телеграфический ответ графу Шувалову и Игнатьеву о согласии нашем на принятую в Лондоне редакцию протокола, как и на условия, на которых мы можем приступить к демобилизации.

Откровенно говоря, я не придаю никакого существенного значения всем этим прениям о той или другой редакции протокола, о тех или других соглашениях между кабинетами. Вся эта дипломатическая «бумажная» кампания, уже так долго и так бесплодно продолжающаяся к позору Европы, не изменит рокового хода событий на Балканском полуострове; факты могут расстроить все тонкие соображения дипломатов. Лондонский протокол останется пустым клочком бумаги. История с равным презрением отзовется о двух фарсах, разыгранных в одно и то же время в Лондоне и Константинополе: подписание шестью большими державами протокола, ни к чему и никого не обязывающего, столь же комично, как и открытие турецкого парламента, закончившееся обращением Савфет-паши к дипломатической трибуне.

14 марта. Понедельник. В субботу и воскресенье не было получено ничего важного о ходе переговоров по восточному вопросу; ожидаемая от графа Шувалова разъяснительная телеграмма о придуманной им новой комбинации получена только вчера вечером, а сегодня утром прочитана в совещании у государя (опять с участием министров финансов, государственных имуществ и внутренних дел). Предложение графа заключается в том, чтобы не упоминать в протоколе о демобилизации, а предоставить ему, русскому послу, при подписании протокола заявить лично и устно, без подписи, что если будет заключен мир Турции с Черногорией, «si la Porte accepte les conseils des cabinets et se montre prête à se replacer sur le pied de paix et à entreprendre sérieusement les réformes mentionnées dans le protocole»[121] то она может отправить в Петербург посла для переговоров по вопросу о разоружении с обеих сторон.

Такой оборот дела, если на него последует согласие англичан, конечно, был бы благовиднее для чести и достоинства России. В таком смысле и высказались все участвовавшие в совещании. Но затем все-таки вопрос оставался бы за решением самой Турции, а при теперешнем ее настроении весьма мало можно рассчитывать на благоразумие и податливость с ее стороны. Примирение с Черногорией, кажется, не состоится, а без этого и протокол лондонский останется без последствий.

Вообще, в последние дни у нас в публике распространилось мнение о безнадежном положении восточного вопроса: как прежде все уверовали, без всякого основания, в мирный результат, так ныне все, столь же безотчетно, заговорили о неизбежности войны. К тому же большое впечатление произвела нескромная речь, сказанная в Московском славянском комитете председателем его Иваном Сергеевичем Аксаковым. В этой речи он осуждает весьма резко весь ход нашей внешней политики и опять бьет в набат для спасения русской чести. Речь эта, конечно, не нравится государю и не может нравиться; она не только резка, но и несвоевременна. Жаль, что подобными нескромными речами Аксаков вредит и своему личному положению и кредиту представляемого им общества. Последствием будут, несомненно, новые административные меры для обуздания Славянского комитета.

Процесс пропагандистов в народе должен кончиться сегодня приговором суда.

В субботу был я на выставке картин в Академии художеств и смотрел между прочими новую картину Семирадского, изображающую мучеников-христиан во времена Нерона. Картина производит большое впечатление, говорят о ней много.

Вчера был у меня сенатор Половцев, близкий человек великого князя Владимира Александровича и отчасти наследника цесаревича; он приехал в назначенный мной час, чтобы прочесть свою записку о нынешнем ведении государственных дел; основная его мысль: все беды наши проистекают от единоличного решения дел государем по докладам министров. Для устранения этого недостатка необходимо дать иную организацию и иное значение высшим правительственным органам: Государственному совету, Сенату, Комитету, Совету министров и проч.