Дневник. 1873–1882. Том 2

8 августа. Вторник. Сегодня доклад мой был частью в Царском Селе, частью – в вагоне на пути из Царского в Петербург. Государь приезжал сюда на погребальную церемонию покойного Мезенцова. Стечение народа было большое. Происшествие 4 августа возбудило в публике сильное негодование. В III Отделении говорят, будто напали на след преступника [но это еще сомнительно]. Замещение должности шефа жандармов всё не решено: государь предлагал это место графу Баранову (Эдуарду Трофимовичу), который, однако же, уклоняется.

Прямо с погребальной церемонии все министры съехались в Зимний дворец в заседание Совета министров. Предметом совещания были опять меры против дерзких попыток тайного революционного кружка. Прочитали протокол совещания, бывшего у меня 28 июля, потом Валуевым прочитана лично им составленная записка; затем записка, поданная за двойной подписью Макова и Селиверстова (управляющего Министерством внутренних дел и исправляющего должность шефа жандармов); наконец, предложение министра юстиции Набокова. Всё изложенное в этих четырех записках было одобрено государем, несмотря на то, что некоторые из затронутых вопросов возбудили продолжительные и горячие прения. Отличился в них преимущественно Валуев, который с несвойственной ему резкостью опрокинулся на нового министра финансов Грейга. Министр юстиции защищал прокуратуру, но произвел довольно жалкий эффект. В конце концов предположен целый ряд разнородных мер; но кто и как выполнит их – это еще вопрос впереди.

В нынешнем нашем заседании удивляло многих присутствие графа Баранова и генерал-майора Черевина; кроме наследника и меня, никто не мог объяснить себе, по какому поводу эти лица тут находились.

Я продолжаю получать анонимные предостережения и угрозы. Сегодня адъютант мой Чичерин принес полученное им такое же письмо. Из III Отделения дали знать, что вчера во время панихиды по Мезенцове какой-то подозрительный человек у подъезда выспрашивал, который из проходивших генералов военный министр. Этого же человека заметили и сегодня суетившимся на пути государя от станции железной дороги к дому III Отделения, так что наконец его арестовали.

Тяжелое чувство испытываешь в этой атмосфере, как бы пропитанной миазмами тайных замыслов и преступных попыток подпольной шайки невидимых врагов общества, посягающих не только на нынешние государственные порядки, но на весь общественный и даже семейный строй. До сих пор еще не выяснено вполне: есть ли эта шайка – доморощенное проявление крайних политических учений, доведенных до фанатизма и абсурда, или тут действуют органы внешней, интернациональной организации. Во всяком случае, нет сомнения, что наши домашние злоумышленники находятся в тесной связи с заграничными руководителями.

13 августа. Воскресение. В последние пять дней не произошло ничего заслуживающего особенного внимания. С 10-го числа началась посадка наших войск на суда в Сан-Стефано и других портах Мраморного моря. Переговоры о Батуме продолжаются: вчера князь Святополк-Мирский должен был съехаться в Кутаисе с турецким комиссаром для обсуждения подробностей передачи Батума. Два турецких парохода пришли в Севастополь за пленными турками, и первый эшелон посажен на суда вчера же, 12-го числа.

Сегодня ездил я в Царское Село, чтобы откланяться императрице, которую не видал с самого начала ее болезни. Грустно было видеть, как императрица [страшно] изменилась; худоба чрезвычайная, старческое лицо. Откланялся также и цесаревне. Завтра остаюсь весь день дома, чтоб успеть приготовиться в дорогу.

21 августа. Понедельник. Ливадия. Ровно неделю провел в пути. В прошлый понедельник вечером приехал в Царское Село, откуда в полночь тронулся императорский поезд на Вильну и Брест, и утром 16-го числа остановился у станции Киверцы. Отсюда государь и за ним вся свита отправились в экипажах к городу Луцку (15 верст), при котором расположен лагерь 8-й пехотной дивизии с несколькими казачьими полками. Смотр был непродолжителен, и вся поездка от железной дороги в Луцк и обратно заняла менее четырех часов времени. Точно так же и на другой день, 17-го, от станции Дерожни ездили в лагерь у Межибужья, где собрано до 25 батальонов с целой кавалерийской дивизией и несколькими казачьими полками.

18-го числа в 8 часов утра прибыли в Одессу и прямо со станции поехали в экипажах на место смотра, позади лагеря; тут кроме армейских войск находились и первые перевезенные из-под Константинополя части гвардии – лейб-гвардии Уланский его величества полк, гвардии Волынский и часть Петербургского гренадерского. Все опасения относительно посещения государем Одессы оказались, как и следовало ожидать, совершенно пустыми страхами: с места смотра государь приказал, неожиданно для одесской публики, ехать прямо через город в гавань, вместо того чтобы объезжать кругом города по железной дороге, как предназначалось по маршруту. Разумеется, улицы, по которым мы проскакали, были пусты; но на пристани собралась густая толпа народа.