Читаем Дневник, 1892 г. полностью

3) Надо быть по отношению воли Бога как добрая породистая кобылка, к[оторую] я выезжал. Она не вырваться хотела, не перестать служить, а только хотела догадаться, чего, какой работы я хочу от нее! Она пробовала то с той, то с 2-ой, то с 3-й ноги, то вправо, то влево, то голову вверх. Так и нам надо. Так и я желаю. Помоги. Завтра.

27 Мая. Я. П. 92. Е. б. ж.

Нынче 29 Мая. Вчера было письмо от Матв[ея] Ник[олаевича], и он сам приехал. Ноге лучше. Я собрался ехать. С[оня] мрачна, тяжела. Уж я забыл это мученье. И опять. Молился нынче о том, чтобы избавиться от дурного чувства. Писал много. Прибавил. Не совсем еще готово, но приближается к концу. Письмо о треб[ах] Хилкова.

Нынче 56Июля 92. Ясн. Пол. Полтора месяца почти не писал. Был в это время в Бегичевке и опять вернулся и теперь опять больше 2-х недель в Ясной. Остаюсь еще для раздела. Тяжело, мучительно ужасно. Молюсь, чтоб Бог избавил меня. Как? Не как я хочу, а как хочет Он. Только бы затушил Он во мне нелюбовь. — Вчера поразительный разговор детей. Таня и Лева внушают Маше, что она делает подлость, отказываясь от имения. Ее поступок заставляет их чувствовать неправду своего, а им надо быть правыми, и вот они стараются придумывать, почему поступок нехорош и подлость. Ужасно. Не могу писать. Уж я плакал, и опять плакать хочется. Они говорят: мы сами бы хотели это сделать, да это было бы дурно. Жена говорит им: оставьте у меня. Они молчат. Ужасно! Никогда не видал такой очевидности лжи и мотивов ее. — Грустно, грустно, тяжело мучительно. Здесь Поша и Страхов. Я было кончил, но на днях — верно б[ыл] в дурном духе, стал переделывать и опять далек от конца, теперь 9—10-я главы.

Уезжая из Бегич[евки], меня поразила, как теперь часто поражают картины природы. Утра 5 ч. Туман, на реке моют. Всё в тумане. Мокрые листья блестят вблизи.

За это время думал: 1) Для нравственной жизни нужно связать свою эту жизнь со всею бесконечною жизнью, следовать закону, обнимающему не одну эту жизнь, но всю. Это делает вера в будущ[ую] жизнь. Пришло в голову, по случаю спиритов. Всё это неясно и пошло...

2) Когда проживешь долго — как я 45 л[ет] сознат[ельной] жизни, то понимаешь, как ложны, невозможны всякие приспособления себя к жизни. Нет ничего stable7 в жизни. Всё равно как приспособляться к текущей воде. Всё — личности, семьи, общества, всё изменяется, тает и переформировывается, как облака. И не успеешь привыкнуть к одному состоянию общества, как уже его нет и оно перешло в другое.

3) Говорил с Страховым. Как религия, кот[орая], считая себя абсолютн[ой], непогрешимой истин[ой], есть ложь, так и наука. Говорят о соединении науки и религии.8 Только бы и та и другая не держались бы внешнего авторитета, и не будет разделения, а религия будет наука, и наука будет религия.

4) Я застал себя на повторении самому себе неприличного анекдота и стал искать, каким ходом мысли я пришел к этому: оказалось, что постыдное, мучающее раскаяние, воспоминание навело на мысль о том, что надо каяться. Мысль о стыде покаяния навела на воспоминание о том, как я глупо рассказал этот анекдот. Меня удивило, что я вспоминал этот анекдот, и я испугался: неужели мне приятно вспоминать это, как бывало прежде. Но по филиации мысли я добрался, что связь мыслей была нравственна. Интерес б[ыл] нравственный. И я подумал, что вся разница и жизни и художеств[енных] произведений поэзии та, что для одних связь, руководящая нить, клей, к[оторым] склеиваются одно с другим события жизни, у одних эгоистический, похотливый, у других нравственный.

5) Что такое потребность в собственности? Чтó человек стремится признавать своей собственностью? То, что ему необходимо для его жизни.

Я, кажется, ошибся, что 6. Нынче 5.

Буду писать завтра 6-е. Если б. ж. Грустно, грустно. Тяжело, тяжело. Отец, помоги мне. Пожалей меня. Я не знаю, что, как надо делать. Помоги мне. Научи любить.

[6 августа.] Страшно думать: месяц прошел. Нынче 6-е Августа. Опять был в Бегичевке. Там покончил дела. Буду продолжать отсюда. Апатия, слабость большая. 8-ая гл[ава] кончена, но над 9-й и 10-й все вожусь. И начинаю думать, что толкусь на месте. — Раздел кончен. Выписал Попова. Он живет у нас, переписывает и ждет. Страхов опять приехал. Я очень опустился нравственно. От сочинения, от мысли, что я делаю важное дело — писанье, хоть не освобождающее от обязанностей жизни, а такое, к[оторое] важнее других. Молитва стала формальностью. Тоска прошла, но энергии жизни нет. Одно утешительно: тщеславие настолько меньше, что хочется сказать, что нет. Многого не записал, а были стоящие мысли. Да, милый Горбунов был в Бегичевке. А здесь был Скороходов и Бодянский, оставили оба очень тяжелое впечатление. Скорох[одов] мил, добр, но тот весь тщеславие! Прости меня, Отец, если ошибаюсь. Ужасно то, что искупление ему нужно. Это не даром. Должна быть болячка! «С доброй жизни не полетит», и с доброй жизни не напустит этой дури себе в голову.

Перейти на страницу:

Все книги серии Толстой, Лев. Дневники

Похожие книги

10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука