Дневник, 1893–1909

25 февраля. Вторник[774]. Вчера в общем собрании Государственного совета докладывалось дело о введении земства в Западных губерниях[775]. Согласно представлению Сипягина, в земские чины будут не выборные, а назначенные правительством. Пален говорит, что такие порядки существуют в Турции, но Европа, в том числе и Россия, требует уничтожения их в Македонии. По докладу Плеве отвергли ходатайство о железной дороге [?] Балинского[776].

27 февраля. Четверг. В газетах манифест, обещающий исполнять программу Александра III[777]. Это на девятом году царствования? Заходят Пален и Шидловский. В Государственном совете слух, что манифест внушен Мещерским[778]. Во вторник в 4 часа Государь вызвал Плеве и приказал ему представить к подписанию в 12 часов вечера. Плеве кое-что исправил. Подозревают махинацию Витте против Плеве.

Март

3 марта. Понедельник. Заседание Соединенных департаментов по представлению министра юстиции об изменениях в судебном уставе. Муравьев предлагает ввести повсеместно участковых судей из юристов и, отправляясь от них, создать полную судебную иерархию. Не имеет мужества коснуться ни земских начальников, ни крестьянской волостной юстиции. Сабуров тщетно настаивает на необходимости если не слить, то по крайней мере согласовать эти различные сферы, относящиеся к одному и тому же народу правосудия.

Визит А. Н. Нарышкиной вследствие ее требования меня видеть все по вопросам кустарной промышленности. Ее рассказы о безобразиях в Тамбовской губернии фон дер Лауница в отношении предводителя дворянства.

Получив от какого-то кустаря какое-то его произведение для поднесения Александре Федоровне, Нарышкина послала его обер-гофмейстерине Голицыной для поднесения Ее Величеству; но Ее Величество отвечала, что такой предмет должен быть представлен ей через Собственную ее канцелярию.

4 марта. Вторник. Глазной врач Тихомиров рассказывает следующее. Прошлой осенью предсказатель [?] погоды Демчинский был представлен великому князю Александру Михайловичу. В разговоре Демчинский, рассказав свою жизнь, остановился на том, что, служа в земстве, он убедился в его пользе и во вреде, наносимом чиновничеством, иллюстрируя это многочисленными фактами. Государь поручил ему представить записку, которая очень понравилась и, как говорят, имела влияние на издание манифеста.

Вечером Сельскохозяйственное совещание. Весьма многие члены отсутствуют, идет речь о хлебных залежах. Вызванные в качестве экспертов начальники железнодорожных управлений говорят дело. Министр путей сообщения князь Хилков говорит пустяки. Витте в угнетенном настроении. Ему ставят в вину слишком [многое].

Большие расходы на постройку железных дорог, утверждая, что деньги нужнее на войско и чиновников.

5 марта. Среда. В 3 часа у Государя в Зимнем дворце вследствие его приказания устроить годичное собрание исторического общества в субботу. Разговор о только что отпечатанном мной шестом томе словаря. Выражаю удивление, что он успел уже посмотреть на этот, присланный накануне, том. Разговор о значении истории для Государя. Доволен биографией двух великих князей. Я настаиваю на светлой личности князя Кочубея, культурного, трудолюбивого, энергичного, истинного служителя царю и народу без всякого подобострастия ни пред тем, ни пред другим. Заслуги князя Смоленского. Государь выражает удовольствие на то, что люди всех сословий находят одинаково беспристрастную оценку в словаре. Докладываю о новых членах общества. Очень одобряет Мышлаевского, несколько менее Кючевского, читает его курс истории. Восхищается характеристикой Алексея Михайловича. Советую прочитать Иоанна Грозного и Петра Великого, но не читать Екатерину II, которой Ключевский не понимал. По поводу предполагаемых на собрании чтений Государь рассказывает, что Ламздорф в бумагах о путешествии Николая Павловича в 1844 году в Англию[779]нашел след его переговоров с Англией о турецких делах. Государь разрешает мне брать из его библиотеки мемуары графа Корфа[780]. Государь выражает свое одобрение напечатанному мной тому переписки русского и французского правительств своими представителями после падения Бонапарта. Я восхищаюсь в особенности депешами Поццо ди Борга[781], говорю, что доселе высшим представителем дипломатических бумаг почитались депеши кардинала д’Осса. На мой взгляд, депеши Поццо стоят выше, обещаю в нынешнем году издать еще том такой переписки; попутно отмечаю, что Александр I имел в эту тяжелую эпоху около себя главнейшими деятелями людей иноземного происхождения: Поццо — немец [?][782] […][783], что я нахожу это настоящей национальной политикой: брать людей отовсюду, лишь бы их труд был бы полезен России. Просидев три четверти часа, ухожу, принося глубокую благодарность за добрый прием.