Дневник 1905-1907

Я почти решил летом или раннею осенью, если Муравьев согласится, переехать во Псков и теперь мечтаю об этом все время. Возможно, что планы мои переменятся, как и всё, возможно. Если бы рабочие и студенты защищали отечество и мясники, молодцы и казаки бунтовали, за кого бы я стоял? Мне просто милее люди в сапогах и картузах, гогочущие и суеверные, это не старые лики и не Вандея, а ненависть к прогрессизму, либерализму, интеллигентности и к внешнему виду, к жизни, к лицам носителей этого. Я думаю, это главное. С старообр<ядцами> выходит какая-то путаница, борьба честолюбий, городов и т. д. Обе стороны на них надеются, а они, голубчики, получив свободу, надуют, я думаю, обеих. Был сегодня утром у Георгия Мих<айловича>, но не спросил у Степана о поручении, сам Казаков обещал к пятнице узнать мне о «Священном союзе», хотя я теперь больше занят мыслию о Пскове. Написал музыку ко второй «Москве», выходит истерично, густо и как будто в бенгальском огне или зареве, чадно и очень страстно. Жду воскресенья, ведь он и сам не совсем себе хозяин.

16_____

Сегодня было чудное утро с солнцем, и я все думал о жизни нашей на Острове или, еще лучше, о будущей жизни во Пскове, хотя если Гриша не согласится или ему нельзя будет, то и я не перееду. Написав музыку к третьей «Москве», пошел с Сережей в Таврический сад, но он меня теперь не трогает, кроме того, что там грязно. Вечером отправились к Костриц, но в их уютной квартире, где из окон виден забор и низенькие домики, все время вели самый нелепый, несправедливый и ожесточающий спор; Варя теоретически права, но Костриц, при общей дамской бестолочи и программы самой упрощенной — «Там все поголовно — мерзавцы, здесь — страдальцы, там цель — сладко поесть, здесь — благо народа, там средства — гнусны, здесь — все честно». Это попроще, чем «жиды и студенты».

17_____

Сегодня безоблачный, почти зимний день, вроде тех, только менее морозный, что были в это же время прошлый год, и какие ужасные эти были дни. Но мысль моя летит неудержимо к прошлому или ко Пскову, на которое я смотрю не только как на продолжение, но и как на род венца островской жизни. Но кто знает, как потекла бы жизнь, если бы мама была жива? И, как Кандид, я, право, нахожу, что, в конце концов, все выходит к лучшему^{93}. Уж одно то, что я имею теперь Гришу; но меня терзает мысль, вдруг он не согласится со мной ехать? Это как-то не приходило ни минуты мне в голову. Сегодня я здоров, но страшно утомлен и равнодушен, и, только окончательно решив не идти к «современникам», прочитав Франса и вымывшись, я мог приняться хотя бы за дневник; к тому же и деньги у меня все вышли, и потом, я очень скучаю, не видав столько времени Муравьева. И мне недостает людей, которые говорили бы то, что я думаю, Никольских, Беляевых и др. Сегодня, прочитав рассказ А. Франс из времен революции, я снова увидел и доблесть, и страдание на этой, моей стороне; м<ожет> б<ыть>, оттого, что она была гонима. Но где же тогда свобода и равенство?

18_____

И сегодня еще ничего не узнано, но я теперь весь устремился в мечты о провинциальной жизни. Псков, конечно, это ближе к Петербургу, и потом, там Казаков, но меня пугает климат, и лучше бы без жел<езной> дороги, почему бы не Углич. Но главное, как на это посмотрит Муравьев. Я несколько кис, но потом, читая «Некуда»^{94}, где особенно вырисованы картины природы, и потолковав о Крекшине, я несколько развлекся, мало того, меня охватила какая-то безумная любовь к природе, снегу, зорям и деревянным домам. Что-то выйдет, просто хоть сейчас поезжай. Впрочем, для переезда нужно денег прикопить.

19_____

Сегодня неожиданно вернулся Пр<окопий> Ст<епанович>, ему кажется, что он отравился рыбой в дороге и что настроение на юге ужасное; о настроении он судил по разговорам в вагоне евреев, находящихся в паническом ужасе. Можно ли так падать духом и так преувеличивать. У Чичериных, наоборот, без умаления значения и силы револ<юционной> партии, так храбры без бравады, без слепоты, как лучшие герои Лескова. В Москве на съезде землевладельцев Никольский говорил речь, во время которой все кричали «ура», плакали и обнимались, постановлено <написать?> челобитную о немедленном созыве земского собора в Москве^{95}. Со старообрядцами какая-то путаница, борьба самолюбий, городов и пр.

О Минине еще не узнал; меня интересует, куда девают забранных моих приятелей-хулиганов и действительно ли их полиция забирает? Вечером был у Кудрявцевых, там ничего, довольно уютно, но наши не пришли, т. к. у нас были Лид<ия> Андр<еевна> и Андриевич. Говорил с Казаковой о Пскове, что-то завтра скажет Гриша, ведь завтра он придет, наконец-то!

20_____