Дневник (1918-1919)

— Я думаю, пора и Вам, Владимир Кириллович, бежать, потому что все сплошь рушится, никто никого не слушает, у Директории выскальзывает из рук власть.

Винниченко ничего на это не ответил и молча досидел до конца завтрака; так же и Розалия Яковлевна. Петрусь боится, что, может, Винниченко даст распоряжение не брать его в миссию, так же, как Директория не разрешила взять и В.М.Леонтовича. А если Винниченко не будет возражать, то Петрусь поедет и меня с собой зовет, но я за свой счет ехать не могу, а в миссию меня, буржуя и контрреволюционера-гетманца, тоже не возьмут. А между тем, и здесь скоро не за что будет жить, а если придут большевики, то чего доброго, как кандидата в гетманские министры, еще и расстреляют. А между тем хотелось бы еще немного пожить, чтобы увидеть, чем закончится судьба Украины, о которой я весь сознательный возраст своей жизни беспокоился и о которой заботился. Все лишние деньги, что оставались от моей скромной жизни, я отдавал на укр. дела, о которых уже и позабывал, а только помню большие суммы, таким образом, не собрал себе запаса на старость. Если минует благополучно нападение московских большевиков, то какое бы ни было укр. правительство, а наверняка оно мне выдаст какую-то пенсию пожизненную, потому что с домика своего я не имею никакой прибыли, кроме квартиры, а землю намереваются забрать всю безвозмездно. Но я боюсь, чтобы не получилось снова так, как весной. Слишком уж хапают и помногу набирают в рот, так что и пережевать нельзя, и неминуемо подавятся, а то снова придет кто-то и будет бить по шее, а тогда выпадет изо рта все, что набрали. А если бы не хапали, а выкупили бы что выше земского ценза и распродали крестьянам, то такое решение аграрного вопроса более или менее удовлетворило бы всех, а теперь все будут недовольны, кроме сельской голытьбы, которая все равно не управится с землей, потому что она к этому не имеет ни таланта, ни способа. Недаром наши крестьяне о ней говорят: «бедный дурному брат родной».

Я несколько раз продавал землю в Перешорах и Кононовке беднейшим крестьянам, а через несколько лет получалось, что большинство из них снова становились безземельными, потому что распродавали землю тем, кто ее любит и умеет на земле работать. Наши революционеры-утописты ничего того не знают и проводят эксперименты, опираясь на теорию, принципы, а на практике опять выйдет пшик, но, к сожалению, кровавый! Из-за такого решения по земельному вопросу уже ничего не стоят и облигации земельного банка, которые я получил за проданную землю и взял в ссуду, когда не хватало денег на «Раду», и под залог которых я занимал в банке деньги. Как я теперь выкручусь, и сам не знаю?!

Одним словом — «трепещи, буржуазия!»

14 января