В конце 1913 года я ездил во Львов выручать Грушевского из того тяжелого положения, в которое он попал, благодаря своему характеру, о чем я в свое время и записал в своих мемуарах. Не знаю, каким образом это дошло до ушей охранки уже в форме сведений, что я ездил на совещание к Фердинанду в Конопишт{129}
. В бумагах охранки Ефремов нашел целое дело, из которого видно, что меня постановили арестовать. Но им не удалось сделать этого, потому что я, чувствуя это, не жил в Киеве, а когда приезжал, то не прописывался, а порой и не ночевал у себя дома. Зимовал я в Финляндии, Петербурге, Москве, а летовал на Херсонщине, где пристав каждый раз, когда его спрашивали обо мне, отвечал, что меня нет и просил меня на время выехать из села, чтобы он не попался на лжи. Как-то в Кононовке меня допрашивал пристав, говоря, что ему поручено установить мое «местожительство». Я ответил ему, что вот теперь я в Кононовке, и здесь мое «местожительство»; потом я поеду в Киев — там у меня свой домик и местожительство, потом поеду в Перешоры на Херсонщине, там у меня имение и местожительство; наконец могу поехать в Алупку, там у меня есть дача, а значит — и там мое местожительство. Такое обилие «местожительств» в 1906 году спасло меня от высылки административным порядком в Нарымский край, что хотел сделать полтавский губернатор Катеринич, как мне рассказывал его знакомый В.М.Леонтович{130}.Не знаю, смогу ли я когда-нибудь описать то, что происходило в эти четыре года, когда я не записывал; скорее всего, что теперь, так между прочим, по ходу буду кое о чем вспоминать, потому что во время войны ничего особенно интересного не было пережито. А вот я очень жалею, что не записывал ничего уже после начала революции. Хотя я и не принимал непосредственного участия в строительстве державы нашей{131}
, но с 25 октября 1917 года я сидел в Киеве и виделся со многими общественными деятелями, и больше всего я узнавал о событиях от сыновей своих, потому что Левко был все время членом Малой Рады{132}, а Петрусь — старшим чиновником по особым поручениям при премьер-министре. Но я фактически не мог тогда писать, потому что почти все время я болел своей давней болезнью — неврастенией желудка и выздоровел (не знаю надолго ли?) только после выезда из Киева большевиков. Теперь я чувствую себя совсем здоровым, имею интерес ко всему и снова берет меня охота записывать то, что я переживаю, что наблюдаю в общественной жизни Украины, в центре которой я находился с 1900 года, то есть со времени моего переезда в Киев.