Дневник. 1918-1924

Пешком в Большой драматический театр на «Эдипа». Поспел как раз вовремя. Хохлов очень остроумно наладил постановку, откопав и использовав какие-то тосканские колонны — остатки Суворинского театра, станки, лестницу и «сукна». В начале пущена в полутьме судорожная сцена народного вопля; не без достоинства бродят и вопят в унисон семь старцев хора, и, пожалуй, приходится сказать, что весь этот… античности мало чем уступает главному действующему лицу. Одно то, что он и на сей раз играет «со своим лицом» без грима (тогда не следовало бы одевать греческие костюмы), действует в данном случае почти оскорбительно (это мнение, мое, Акицы, Юрьева, но последнего с утратой эстетической точки зрения), вообще же публика, вначале озадаченная, разгорелась до упоения и восторгов. Но и вся игра — смесь пластической условности с психологическим и почти патологическим реализмом — создает какой-то настрой двоящегося впечатления, но, во всяком случае, не убеждает… Это даже касается сцены с выколотыми глазами, не вызывавшей во мне (вообще падком до этого) и тенитого трепета, для которого, в сущности, и идешь на трагедию… Невольновспоминаешь внушительную и жуткую красоту Монсул Салли, и навязывается сравнение его с Пуссеном, а Моисси, с Клингером. Жонглирование жезлом и «пластика» рук — и крикливое пение, смеющееся баском вроде того, к которому прибегают пасторы на похоронах, плохо выраженное внимание к словам партнеров, — все это раздражает. Но кое-чему и здесь можно поучиться. Кое-что отшлифовано(а у Клингера этого хоть отбавляй, но это может спасти от «органического безвкусия»), «Плач над детьми» — хорошо сделан. «Наши» были и на сей раз очень приличны, особенно второй вестник Сафонов, Надежда Ивановна старалась не ударить лицом в грязь. Рядом с заморским гостем особенно старалась пластичничать, что, разумеется, ей не слишком удавалось. Бедный мой, милый мой друг, не дал ей Бог подлинного дара, а ее взрывы только еще сушат ее и мешают ей прибегнуть к непосредственности. И сухо, и сухо!

Возвращение в трамвае с Юрьевым, ехавшим на попойку к Бережному. Осокина сама сегодня заговорила с Акицей о необходимости для Коки ехать за границу. Это и мнение Юрия Михайловича, который берется дать письмо Коке для всесильного в делах воинских Пивоварова.

К чаю наши «молодые», оба ликующие, что постановка Лопухова «Лысая гора» еще глупее, претенциознее и пошлее Леонтьевских «Времен года». Дело дошло даже до какой-то словесной интродукции, произнесенной Соляниковым. Нет, с этими обнаглевшими дураками нельзя браться за «Щелкунчика».

Воскресенье, 23 марта

Наконец выдался день почти полного спокойствия, и не приди к чаю чета Бразов, я бы сделал перевод всего первого акта «Ванлоо» (а так не доделал последнего явления). Кроме того, использовал день на компоновку декораций, на поиски материалов и на прочтение всей «Кэтхен из Геимброина». Очень любопытная романтическая чепуха с ничтожной нотой мистической эротики (беззаветная любовь простой девушки к благородному рыцарю), противопоставление мировым чарам коварной Кунигунды фон Туднек. Верх берет Кэтхен, но замысел автора испорчен тем, что последняя оказывается незаконной дочерью императора (какого, не сказано, вообще же все происходит в рыцарские времена). Но, Боже мой, как же такую махину, с бесчисленным количеством картин с гибелью народа, поднятьв наше нищенское время? И к чему это? И почему такую мистику разрешают?

Понедельник, 24 марта