Дневник. 1929-1969. Т. 2

В своей книге «Высокое искусство» я выбранил его переводы «Гамлета» и «Тартюфа». Тем не менее он прислал мне однажды — ко дню моего рождения буквально любовное письмо, полное дружеской нежности.

Задолго до этого мы оба отдыхали в Кисловодске. У Лозинского кончился срок, и ему нужно было уезжать в Ленинград. В то время поезда отходили от Кисловодска ночью. На вокзале была полутьма. Лозинский, войдя в вокзал, тотчас же дал носильщику пять рублей. Носильщик тотчас же кинул его чемодан и стал обслуживать другого пассажира. К каждому вагону была очередь. Лозинский стал в очередь, но, оглянувшись, увидел, что сзади женщина, приподнял шляпу и уступил ей место. Сзади была еще одна женщина — он отошел еще дальше в тыл. Я удержал его от дальнейших любезностей. Когда он приблизился к вагону, вагон был битком набит.

Я втолкнул его туда, вместе с его чемоданами, и вдруг увидел на перроне забытую им корзинку. Я сунул ее в окошко, когда вагон уже двинулся. На следующий день я получил от него открытку со станции «Минеральные воды»:

Не попрощавшись с вами на ночь,

Я ни за что бы не заснул,

Спасибо вам, Корней Иваныч,

За всунутый в окно баул.

И т. д.

***

Понедельник 10. Июнь. Спасибо Марине — вчера усыпила меня. Весь день ничего не делал: Таня читала мне свой превосходный перевод Мередита; помогал ей править его. Вновь в тысячный раз читаю Чехова.

Нужно написать о гнусной затее Н. Ф. Бельчикова редактировать ранние произведения Чехова «в хронологическом порядке». И почему это Чехова непременно редактируют прохвосты. Первое полное собрание сочинений редактировал сталинский мерзавец Еголин. Это стоит вагона с устрицами! О Чехове мне пришло в голову написать главу о том, как он, начав рассказ или пьесу минусом, кончал ее плюсом. Не умею сформулировать эту мысль, но вот пример: водевиль «Медведь» — начинается ненавистью, дуэлью, а кончается поцелуем и свадьбой. Для того, чтобы сделать постепенно переход из минуса в плюс, нужна виртуозность диалога. См. напр., «Дорогую собаку». Продает собаку, потом готов приплатить, чтоб ее увезли. <...>

Среда 12. Июнь. Был Зильберштейн, человек колоссальной энергии, основатель Литнаследства, автор Парижских находок. По его просьбе я написал заметку о том, как нужно издавать Чехова,— он попытается пристроить ее в «Правде»²⁴. <...>

Понедельник 17. Июнь. Алянский. Говорит, что Анненков в Париже принял его с «закрытым сердцем». Похоже, что он бедствует и очень жалеет, что покинул Советский Союз. Рассказывал, что те страницы в книге «От двух до пяти», где я рассказываю о травле «Чуковщины», вызвали большую тревогу и даже панику в издательстве «Детская литература». <...>

Четверг 20. Июнь

О скульпторе Меркурове

Скульптор он был слабый, но фигура очень колоритная. Враль в стиле Ноздрева. Я рассказал ему как-то, что мне предстоит операция.— Ах,— сказал он,— мне тоже. У меня больная почка. Я хотел оперировать ее в Париже. Уже положили меня на хирургический стол, и вдруг какое-то смятение, прибежали сестры, врачи — и увезли меня обратно в палату. Что такое? Оказывается, хирург, который должен был делать мне операцию, внезапно сошел с ума и двум предыдущим пациентам вырезал обе почки, отчего они и умерли.

Рассказывал он это при своей жене. Даже она, привыкшая к его брехне, и то с удивлением возвела на него глаза. Но когда он сказал ей:

— Помнишь, Аста?

Она сказала:

— Конечно, помню. <...>

_________

Когда в гостях в СССР был глава Монголии Чойболсан (кажется, так?), его портрет написал Герасимов, а его бюст вылепил Меркуров. Ч. спросил Герасимова, сколько он хочет за свой портрет. Он сказал некую сумму, которая была немедленно ему выдана. А Меркуров сказал: я не возьму денег. «Я дарю свой бюст Ч-у». И конечно, выиграл. Ему, по его рассказам, прислали три грузовика окороков, муки, мешки орехов и т. д.

_________

Когда меня выругали в «Правде» (в 1944 году), я, проходя по ул. Горького, вдруг увидел Меркурова. Обычно он бросался ко мне с распростертыми, но теперь, к моему удивлению, юркнул в какой-то магазин. На лице у него была отчужденность, и когда я вошел в магазин, не понимая, что он прячется от меня,— он посмотрел на меня чужими глазами — и не подал мне руки. Он был единственный из моих знакомых, кто совершенно порвал со мною — после этой ругательной статьи.

К концу жизни он был в опале. Опала постигла его после того, как он вылепил памятник Гоголю.

Но об этом я, кажется, уже записал в одном из моих дневников.

_________

Среда 26. Июнь. Была Наталья Ильина. Пришли друзья Клары — учитель и учительница Фейны. Пришел Дрейден. Ильина прочла свои записки об Анне Ахматовой, умные, богатые подробностями, Ахматова дана не в двух измерениях (как у меня), а в трех — живая и притом великая женщина. Центр воспоминаний — сцена с пошляком Корнейчуком, который решил приволокнуться за Натальей Ильиной, благодаря чему Ильина получила возможность достать для Анны Андреевны такси.

Рассказывала о гнусном поведении Скворцова²⁵ <...>.