Читаем Дневник 1939-1945 полностью

Я так устал и не жду от жизни больше того, что от нее уже получил. Мое литературное творчество? Это не великое и безбудущное творчество. Мог бы я создать нечто лучше того, что создал за последние годы? Конечно, я мог бы написать несколько романов, несколько пьес (которые невозможно сыграть?) и конечно же эти мемуары, в которых я бы смог найти лучшую форму и лучший способ выразить характер моего персонажа. И главное: я хотел бы продолжить свои размышления о религии. Вообще-то мне бы больше не заниматься литературным трудом, а посвятить себя той личной медитации, к которой я постепенно приближаюсь.

Но, с другой стороны, добровольный уход из жизни - не располагается ли он на одной линии с моими убеждениями, не является ли он наивысшим проявлением того, к чему стремится моя душа, слишком занятая проблемами века, того предела, к которому только можно подойти? Предстоит ли много совершить на пути святости, либо мне нужно просто-напросто ликвидировать этого несостоявшегося героя, этого несостоявшегося воина, которым я являюсь?

Самоубийство не представляется мне чем-то, что бы противоречило моим религиозным убеждениям. Если жизнь не дает мне времени достичь некоей внутренней сублимации, я сохраняю за собой право избежать некоторых тривиальных выводов относительно кончины моего персонажа - политического и общественного доктринера. Это ретроспективно отметит сам тон этого персонажа.

Я не совершил достаточно для того, чтобы отделить себя, махнуть рукой и сказать: в конце концов, меня это особенно не интересует, и принять унизительные меры защиты, которые, кстати, будут предприняты с опозданием и на которые посмотрят с ироническим недоброжелательством.

- Я пришел к тому, что принимаю полностью эзотерическую и оккультную Традицию в ее основных чертах. Конечно, ее доступное изложение, осуществленное различными современными авторами, убого. Но сами мастера великолепны. Все, что я сохранил в себе от Платона, Фомы Аквинского, Шопенгауэра, Гегеля, Ницше - может быть согласовано с индуистами, неоплатониками, Каббалой,1 Экхартом, Бёмом, Све-денборгом, Геноном. Это позволит мне уйти в прекрасной и мощной перспективе. В конце концов, еще задолго до смерти на меня бы сошла благодать - и значительно раньше смертного часа.

То была бы благодать интеллектуальная, но не от любви. В этом отношении во мне мало от западного человека: я вовсе не чувствую порывов милосердия к человеку и Богу, и моя возвышенная любовь происходит от сильно просветленного духа. Правда и то, что среди живущих на Западе встречаются такие же просветленные, как и арийцы на Востоке.

Мое единственное сожаление в момент смерти будет не о том, что я не смогу прижать к сердцу женщину или вновь увидеть цветы, деревья (я особенно любил деревья) или Парфенон, а о том, что у меня уже не будет времени дочитать до конца или понять "Упанишады"2 и "Диалоги", "Зофар"3 и Шопенгауэра, и еще

1 Это слово было дописано на полях.

2 "Упанишады" - сборник священных текстов индуизма, написанных на санскрите. Они являются одной из четырех частей Вед, посвященной комментариям.

3 "Зофар", или "Софар" (см. с. 415-416), или "Зохар" - это каббалистический трактат, представляющий собой компиляцию на арамейском языке на базе более древних текстов; автор компиля-

который уже раз "Заратустру" и т. д. и т. п, ...Еще один миг интеллектуального наслаждения.

А еще есть Белу. Бедная дорогая Белу. Если бы еще она была помоложе, я бы испытывал меньше угрызений совести, ибо жизненное начало в ней развито замечательно сильно. Но будет ли у нее еще достаточно радостей, чтобы забыть те скромные радости, что я дарил ей, эту нежность и преданность, что пришли после вожделения. Любопытно, что вокруг этого существа, целиком погруженного в настоящее, - упрямо крутится смерть и ударяет ее через ее любовников. Это будет второе самоубийство. Однажды я обедал с этим предшественником в любви и в смерти (вместе с Мартой Бибеско1 в маленьком ресторанчике возле Нотр-Дам), и я написал об этом плохую пьесу ("Нас много"2).

- Любопытно, что я связал свою судьбу с немцами, тогда как вовсе их не знал, не говорил на их языке, и при этом так много вещей привлекали меня в англичанах и американцах. Но я связал свою судьбу с фашизмом, а не немцами или итальянцами. Именно это составляло суть моей судьбы и моего фатализма: как всякий истинный декадент, я люблю желанную и осознанную силу, за неимением спонтанной и простодушной силы.

Веря в декаданс, я не мог верить ни во что другое кроме фашизма, который является доказательством декаданса, потому что это сознательное сопротивле-

ции - Моис да Леон, иудейский мистик XII века; он искал эзотерический смысл Библии и в конце концов составил Космогонию, разделенную на царства Света и Тьмы.

1 Марта Бибеско (1888-1973), княгиня румынского происхождения, писательница, оставила многочисленные книги воспоминаний о литературных кругах и светском обществе. Дриё жил на острове Сен-Луи, набережная Бурбонов, в доме 45, в ее квартире.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники XX века

Годы оккупации
Годы оккупации

Том содержит «Хронику» послевоенных событий, изданную Юнгером под заголовком "Годы оккупации" только спустя десять лет после ее написания. Таково было средство и на этот раз возвысить материю прожитого и продуманного опыта над злобой дня, над послевоенным смятением и мстительной либо великодушной эйфорией. Несмотря на свой поздний, гностический взгляд на этот мир, согласно которому спасти его невозможно, автор все же сумел извлечь из опыта своей жизни надежду на то, что даже в катастрофических тенденциях современности скрывается возможность поворота к лучшему. Такое гельдерлиновское понимание опасности и спасения сближает Юнгера с Мартином Хайдеггером и свойственно тем немногим европейским и, в частности, немецким интеллектуалам, которые сумели не только пережить, но и осмыслить судьбоносные события истории ушедшего века.

Эрнст Юнгер

Проза / Классическая проза

Похожие книги

Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное