Дневник 1939-1945

Я ничего не знаю. Белу знает не больше меня. Никуда не хочется тащиться - ни в газеты, ни в "Континенталь"1 Я так плохо лажу со всеми, не нахожу согласия со всеми этими французами, которые не меняются и никогда не изменятся, которые в любом случае сохранят: свои иллюзии, свое лицемерие, свое извращенное мироощущение.

Впрочем, лучше ничего и не знать. Что может быть смешнее, чем сведения из двадцатых рук. Позавчера Николь, вернувшись из Суассона мне говорит: "Они в Даоне", на следующий день Белу меня уверяет, что в министерстве обороны известно, что они в Суассоне, И никаких подтверждений. Хотя правительство было готово оставить город в четверг вечером. А Париж в зоне военных действий.

Сколько у нас было бронетанковых дивизий? Сколько мы их сформировали после событий в Польше?

Может, я ошибаюсь? Мне кажется, что сегодня утром я слышал отдаленную канонаду.

- Прусских войск не было при Аустерлице, русских - в Иене. Это удивительное попустительство побежденных, идущее на пользу победителю.

У Муссолини, может, всех запасов на неделю: горючего, угля, провизии. Сталин только что убрал Кагановича и Ворошилова.2 Затравленный безумец.

Кажется, что в Политбюро не осталось больше евреев. А в Коминтерне? На руководящих постах? Должно быть, этот кавказец прирожденный антисемит. Отсюда его ненависть к Суварину?3

Позавчера, проходя мимо "Рица", наблюдал, как графиня Бошам с какой-то американкой направлялись играть в гольф.

- В "НРФ" два крыла: крыло зануд и профессоров, крайних рационалистов: Бенда, Ален и иже с ними;

1 В то время там размещалось министерство информации.

Ложная информация, которую Дриё почерпнул из свежих

газет.

2 Борис Суварин [Ливщиц) (1895-1984) - французский политический деятель русско-еврейского происхождения, один из осно-

ателей французской коммунистической партии.

с другой стороны - прихвостни сюрреализма: Ми" шо, у которого не поймешь ни слова, Жув, Сенг-риа - все ничтожества, несущие бредятину. Полан благоволит и к тем, и к другим - между ними нет противоречия, ибо крайний рационализм порождает крайний романтизм. Романтизм появился на свет одновременно с махровым рационализмом. Кондильяк1 - современник Руссо, и к тому же в Руссо сидит Кондильяк. И так уже два столетия.

- Вчера было спокойно, сегодня утром - не поймешь. Но я не выходил, мне никто не звонил.

- Какая жалость, что Моррас и Доде не умерли где-то в 1925-м. Что может быть унизительнее, чем их жалкое существование в этой войне.

Их эпигоны ничтожны. Гаксотт и Молнье тупы, как пробка. Молнье, как и я, шатается от бабы к бабе, а Гаксотт, как говорят, от сортира к сортиру.

Что же до Бразильяка - это словоблудие барселонских педерастов.

Теперь понятно, что Птижан не кто иной, как жалкий пройдоха. Этот бравый стрелок не осмелился, даже не подумал осмелиться выразить протест против присутствия Арагона в "НРФ".

Французской литературы не будет после этой войны. Клодель и Валери умрут. И все станет ясно с игрой, которую ведут Мориак и Жироду, сексуальное коварство одного, моральная нечистоплотность другого. В молодом поколении сплошные ничтожества.

Крушение "мужественности" Монтерлана, Дриё. Бернанос, Селин - всего лишь доведенные до отчаяния нытики, Жионо - тоже, все они без царя в голове. Мальро опять разразится каким-нибудь военным репортажем, думаю, что уже строчит.

1 Этьен Бонно де Кондильяк (1715-1780) - французский философ-просветитель, автор знаменитого "Трактата об ощущениях" (1754).

Самые молодые не вызывают у меня ничего, кроме #салости: они столь ничтожны, что их вообще не видно: Клебер Хеденс.

Чем кончится плен для этого отвратительного педераста Ла Тура де Пена?

Хотя, в конце концов, от Мальро и Селина можно ясдать обновления...

Я сказал: не будет больше литературы.., имея в виду* в моих глазах. Но конечно же, вся эта суета будет продолжаться, если позволят обстоятельства.

Тишина на радио в 8.30 утра.

- 11.30. Радио снова выключили сразу после объявления о падении Брюсселя. Немногословность коммюнике пугает. Ожидается наступление на Париж.

А я сижу себе на 10-м этаже, в своей голубятне, смотрю на Париж и наблюдаю агонию.

Днем - все более мрачные впечатления. В Тюиль-ри сталкиваюсь с г-ном Фроссаром, министром информации, который прогуливается с парой каких-то приспешников, хотя на часах 2.30. Бродит себе среди деревьев и, кажется, не очень встревожен. Тем временем по улицам следуют колонны грузовиков, вывозя, по-видимому, имущество эвакуирующихся министерств.

А еще встречаю расфуфыренную красотку, которая идет по улице как ни в чем ни бывало.

Вот уж два дня, как не вспоминаю о своем ишиасе.

Куда подевались друзья? Буайе1 в запасном артиллерийском полку? Птижан в стрелковых частях? Ушел ли Мальро? А что поделывает Монтерлан?

4.30 - Тревога. Сижу в полном одиночестве в своей голубятне над притихшим Парижем, в котором вдруг стало слышно птиц. Из подвалов доносятся какие-то ^олоса. Проезжает несколько машин. Неужели это