Вспоминаю 1-ые дни искусств[енного] раздув[ание] конфликта. Я приех[ал] из Киева в М[оскву], меня вызв[ал] Ст[алин] и указ[ывал] на {копию} письма, незад[олго] перед тем отпр[авле]нного к Тито, спросил:
– Читал? — И не дожид[аясь] ответа: — Вот шевельну мизинцем — и не будет Т[ито]. Он слетит…
Это “шевеление пальцем” дорого нам обошлось. Такое заявл[ение] отраж[ало] манию велич[ия] Ст[алина]. Так он и действов[ал]: шевельну мизинц[ем] — и нет Косиора, еще раз — нет Пост[ышева], Чубаря, исчезают Возн[есенский], Кузн[ецов] и мн[огие] др[угие].
Но с Т[ито] так не вышло. Сколько Ст[алин] ни шевелил миз[ин]цем и всем чем мог, Т[ито] не слетел. За ним стояло гос[ударст]во и народ, прош[едший] суров[ую] школу борьбы, к[отор]ый поддерж[ал] своих рук[оводите]лей.
Ст[алина] в своей мании велич[ия] полн[остью] утрачивал чувство реальн[ости], проявл[ял] подозрит[ельность], высокомер[ие] не только по отнош[ению] к отд[ельным] лица внут[ри] страны, но и к целым партиям и странам.
Теперь мы выправ[или] отношения Ю[го]сл[авией].
“Дело врачей-вредителей”. Никакого “дела” не было, кроме заявл[ения] врача Тимащук, к[отор]ая под чьим то влиянием (она была негласн[ым] сотрудн[иком] орг[анов] госбезоп[асности]), написала Ст[алину] письмо, где заявл[яла], что врачи якобы примен[яют] неправ[ильные] методы лечения.
Достат[очно] было этого письма, и Ст[алин] приказ[ал] арест[овать] группу крупн[ых] спец[иалистов] сов[етской] медиц[ины]. Сам давал указ[ания], как вести след[ствие], как допраш[ивать] арест[ованны]х. Сказал: на акад[емика] Виноград[ова] надеть кандалы, такого-то бить.
Бывш[ему] мин[истру] госбезоп[асности], здесь прис[утствующему], Игнатьеву Ст[алин] заявил:
– Если не добьетесь призн[ания] врачей, то с вас будет снята голова (шум возм[ущения] в зале).
Ст[алин] сам вызыв[ал] сл[едователя], инструктир[овал], приказ[ывал] бить, бить и бить.
Через нек[оторое] время мы, члены ПБ [Политбюро], получили проток[олы] с “признан[иями]” врачей и Ст[алин] говорил нам:
– Вы слепцы, котята, что же будет без меня — погибнет страна, пот[ому] что вы не можете распозн[ать] врагов.
Мы чувств[овали], что это дело нечистое, мы этих людей знали, они нас лечили. После смерти Ст[алина] выяснил[ось], что оно от нач[ала] до конца ложное.
Это позор[ное] “дело” создал Ст[алин], но он не довел его до конца (в своем поним[ании]) и врачи остал[ись] живы, реабилит[ированы], и опять нас лечат, мы им вполне доверяем.
В орг[аниза]ции грязн[ых] и позорн[ых] дел гнусн[ую] роль играл махров[ый] враг нашей п[артии], агент ин[остранной] развед[ки] Берия, втерш[ийся] в довер[ие] к Ст[алину]. Как этот провок[атор] добился такого полож[ения] в парт[ии] и гос[ударст]ве, что стал 1-м замест[ителем] Пред[седателя] Сов[ета] Мин[истров] С[оветского] С[оюза] и членом ПБ[Политбюро]? Установл[ено], что этот мерзавец шел вверх по госуд[арственной] лестн[ице] через множ[ество] трупов на кажд[ой] ступеньке.
Сигналы о том, что Б[ерия] враг партии еще в 37 году на пленуме ЦК бывш[ий] наркомздрав Каминский говорил, что Б[ерия] работал в муссават[истской] разведке. Еще не кончился плен[ум], как Кам[инский] был арест[ован] и расстр[елян]. И всякого другого постигла бы раз та же участь, т.к. Ст[алин] верил Б[ерии] слепо.
Были и др. заявления.
Приводится заявление в ЦК Снегова, недавно реабил[итированного] после 17 лет пребыв[ания] в лагерях. В этом заявлении говорится, что 30.Х.31 г[ода] на засед[ании] Оргбюро ЦК состоялся доклад секретаря Заккрайкома Картвелишвили. Прис[утствовали] все члены крайкома, из к[оторы]х жив[ым] ост[ался] только Снег[ов]. Ст[алин] внес предлож[ение] сформир[овать] секр[етариа]т Заккр[айкома] в составе: 1 секр[етарем] К[артвелишви]ли, 2-м — Б[ерия] (это впервые его выдвинули на парт[ийный] пост). К[артвелишви]ли отказ[ался] работать с Б[ерия], и его тут же убрали. Потом против К[артвелишви]ли было сфаль[сифицировано] дело о терр[ористическом] акте против Б[ерия].
В обвин[ительном] акте прот[ив] Б[ерия] его преступл[ения] излож[ены] подробно, но кое-что надо напомнить, т.к., вер[оятно], не все члены съезда читали этот док[умен]т. Напомню о звер[ской] расправе Б[ерия] над Кедровым, Голубевым и прие[мной] мат[ерью] Голубева Батуриной, к[отор]ые пытались довести до ЦК о предат[ельской] деят[ельности] Б[ерия]. Они были расстр[еляны] без суда, а приговор оформл[ен] задним числом. Старый ком[мунис]т Кедров из лефорт[овской] тюрьмы писал Андрееву (тогд[а] секр[етарь] ЦК) и просил о помощи. Он 40 л[ет] был в партии, ему 62 г[ода], его мучали, истязали. Очень тяжелое письмо. И Кедров еще
не знал, очев[идно], всей истины (это я думаю так), т.к. он писал: «И парт[ия] и сов[етское] пр[авитель]ство и нарком Л.П. Берия не допустят свершиться тон жесток[ой], непоправим[ой] несправ[едливо]сти». (!)
Кедрова Воен[ная]Колл[егия] оправдала и все же он был расстрелян по распор[яжению] Б[ерия] (шум возм[ущения] в зале).