Дневник (1964-1987)

Для того, чтобы существовало взаимодействие, мир, очевидно, должен обладать структурой; тогда между элементами этой структуры возможно взаимодействие. Строго говоря, взаимодействие и есть проявление структуры. Структура — это самореализация, самоопределение мира, а сущность структуры — ее алгоритм. Я употребляю это слово потому, что такие определения как «идея» и «разум» несут на себе бремя антропоморфизма и совершенно непригодны для того, чтобы выразить мою мысль. «Алгоритм» тоже слово слишком специфическое и недостаточно емкое. Вместо него можно было бы сказать — Бог, но исторические наслоения мешают пониманию и этого определения. Ведь мы, отрицая бытие Бога, отрицаем только свое понимание Бога, которое всегда есть и будет недостаточным.

Алгоритм (пока пусть будет это слово) это не «вещь в себе». Потому что это и наша собственная сущность. Точно также и так называемый объективный мир это не химера и не только комплекс наших ощущений. Это реальный мир, но мир относительности.

3 мая.

Электрофон, который в день шестидесятилетия я получил от сослуживцев, действует, хотя и обнаружил некоторые огорчающие дефекты. Но я не об этом. Я получил возможность слушать музыку и возвращаться к прослушанному столько раз, сколько мне надо. Недавно купил 1-й и 2-й концерты для фортепиано с оркестром Листа в исполнении Рихтера и Кондрашина. Слушая 1-й концерт, я восстановил однажды найденный, но потом позабытый или, может быть, оставленный до поры до времени в закромах памяти путь к пониманию музыки. Или это, может быть, один из его (понимания) аспектов, потому что возможен и другой, тоже мне известный. Этот второй аспект проще, менее глубок, а потому я о нем скажу сначала (запишу, чтобы не забыть ни первый, ни второй, ни третий, так как есть еще и третий).

Первый: давно, когда я был еще молодым, я научился следить за музыкальной фразой, за высказыванием композитора. Я вместе с ним вел — он в ее полном воплощении, а я мысленно — мелодию. И вот тут-то и обнаруживалось, что он делал это лучше меня — изобретательнее, богаче, изящнее, тоньше. Тогда я и стал слушать, внимательно следить за всеми этими повторами, переплетениями голосов, диалогами, за тем, как все это сказано и высказано. Тогда я оценил, например, изящество камерной музыки Шостаковича, что-то понял у Стравинского. Например, почему стало необходимым выражаться иначе, не как Моцарт или даже Чайковский, который ближе к нам. Нельзя повторять одно и то же. Необходим новый способ сказать о собственном достоянии. Поиск того, что ему, личному, своему, и потому и своеобразному в возможно большей степени адекватно. Но внимание, с которым я слушал их речи, не осталось безнаказанным. Я обнаружил, что вместе с автором начинаю грустить и радоваться. И здесь обнаружилось, что есть второй уровень…

9 мая. День Победы. Когда-то с таким нетерпением, с таким до предела напряженным желанием ожидаемый! А теперь для многих молодых это историческая дата — не более. Для нас — жизнь или смерть.

Такой дневник не может, конечно, претендовать на точность формулировок, но, как бы то ни было, надо все же писать так, чтобы потом, перечтя записанное, понять самого себя. Это не только дневник, но, может быть, в большей мере, записная книжка.

Вчера был в Старом Петергофе. Бродил в парке БНИИ. Одолевали мучительные сомнения. Надо признаться: история моего мировоззрения — это миллион терзаний. Вчера, во время этой прогулки, я вновь испытал тягостное, знакомое мне, чувство: я как птица с подрезанными крыльями бился в тоске и не мог подняться — плоский эмпиризм приковывал меня к вещному миру, все потускнело. Я готов был воскликнуть: «Боже мой, Боже мой! Для чего ты меня оставил?» Это продолжалось довольно долго. Нет Бога! — я ошибаюсь. Бесконечное время — это достаточный срок, чтобы бессмысленная, тупая материя случайно обрела бы порядок, который есть, но мог и не быть, а так как времени достаточно, то и не будет.

Я по-прежнему иду между высоких сосен и елей, все то же, но я начинаю понимать, что угнетающий меня примитив — мое собственное порождение, — бессилие моей мысли. Мне становится легче.

16 июня. Маша окончила институт. Защита диплома прошла благополучно. Дети выведены на орбиту. Если говорить о справедливости, наши обязанности по отношению к ним в основном выполнены, начинаются их обязанности по отношению к нам. Речь идет, конечно, не об отдаче долгов, не об их эквивалентах, а об их моральном долге, освободить от которого мы их не можем, потому что это не в нашей родительской власти.

17–29 июля, Ст. Петергоф.