Дневник (1964-1987)

Думаю, что спасение мое — это деятельность. Попробую взяться за приведение в порядок главы о границе. Боюсь только, что в таком состоянии все испорчу, но все равно это лучше прострации.

Как хорошо, когда человек мог молиться!

13 января.

Сегодня немного лучше, чем вчера, хотя из рук все валится по-прежнему. А лучше — душевное состояние.

Когда мы хотим что-то понять, мы сводим неизвестное к известному, а когда этим неизвестным являются «последние основания бытия», то сведение их к известному выхолащивает, обедняет, вульгаризирует ответ. Как раз это случилось и со мной. Тяжелое душевное состояние и было результатом того, чту обнаружил я в своих руках после препарирования живого. Г. С. Сковорода избегал мелочного моделирования, он рассуждал просто (но, надо отдать ему справедливость, достаточно тонко): «Весь мир состоит из двух натур: одна — видимая, другая — невидимая. Видимая натура называется тварь, а невидимая — Бог. … Она весьма похожа на искуснейшую архитектурную симметрию или модель, которая по всему материалу, нечувствительно простираясь, делает весь состав крепким и спокойным…»[29]

Молитва верующего (но не молитва-просьба, а молитва-порыв, созерцание) хороша тем, что она, как на крыльях, переносит его через бездну величайших трудностей — эпистемологических, логических, математических, эмпирических — прямо к престолу тайны и делает его счастливым. Все мы — люди прошлого и нынешнего века — преклоняем колени перед наукой, и это хорошо. Но, преклоняясь перед наукой, мы забываем, что ее слова не тождественны истине в последней инстанции, что она не достигала и никогда не достигнет этой последней инстанции, что она всегда в пути. Мы конструируем свое мировоззрение, опираясь, в лучшем случае, на ее сегодняшний день, а чаще всего — на ее вчерашние достояния. Мы сооружаем из этих деталей то, что призвано объяснить все сущее, все явное и неявное, весь мир, но деталей не хватает, получается не то, однако мы утверждаем, что высшей сущности нет вообще, а есть лишь конструкция, на которую сегодня хватило у нас материала и умения, и которая совсем не похожа на высшую сущность. Глядя на конструкцию, мы чувствуем себя глубоко несчастными, но полны гордости, что все это сделано из кусочков науки, каждый из которых мы знаем как свои пять пальцев. В этой конструкции все нам понятно.

29 января.

Вчера я уже лежал в постели, и было половина первого ночи, когда мне пришла на ум такая формулировка критерия существования:

Нечто существует, если является причиной самого себя или элементом этой целостности.[30]

Быть элементом чего-либо — значит, так или иначе, принадлежать ему. Под это определение подпадают:

1. Объекты, существование которых может быть установлено эмпирически (простейший случай), т. к. взаимодействие их с другими объектами (наблюдателем, приборами) квалифицирует их как элементы целостности.

2. Объекты, существование которых может быть установлено теоретически, т. к. оно реализуется в рамках законов данной науки, следует из этих законов, хотя и не верифицируется эмпирически (например, объекты гравитационно-самозамыкающиеся), такие объекты принадлежат Миру как целостности.

3. Психологические и социально-экономические факторы и явления, т. к. они тоже принадлежат Миру.

4. Высшая сущность самого Мира, т. к. она причина самой себя.

Сформулированный критерий является критерием общефилософским, онтологическим, а не практическим. Практические критерии должны формулироваться в каждой научной области, но не противоречить онтологическому критерию, если последний правилен.

28 февраля.

Если Мир — это целостность, то почему он реализует себя в элементах? Почему он не пребывает в состоянии завершенной энтропии? На эти вопросы можно дать разные ответы и, в том числе, следующий:

Потому что он существует и по своей природе бесконечен. Состояние энтропии было бы его качественной границей. Если бы он не реализовывал себя в своих элементах, он был бы бессодержателен, его неразличенная тождественность самому себе была бы ни чем иным, как небытием. Но ведь и небытие без бытия быть не может.

11 марта.

Мне шестьдесят шесть лет, и вот мое завещание:

1. Сделайте, дети, так, чтобы ваша мама чувствовала бы себя любимой и независимой, в том числе и материально, т. е. имела бы свои деньги, достаточные для безбедной жизни.

2. Все нажитое нами вместе, например, все книги, принадлежат ей и она вправе ими распоряжаться.

3. Весь мой личный архив, все написанное мною, — передайте Сереже[31], а его прошу о следующем:

a) Привести в порядок и систематизировать мои рукописи[32]; если же сил и времени у него для этого не будет — обеспечить выполнение моей просьбы с помощью других добросовестных и благожелательных людей, способных выполнить такую работу.

b) Сохранить написанное мною, в том числе и некоторые заметки, разбросанные в конспекте и дневниках.