Дневник 1984-96 годов

Третьим членом нашей делегации была Галина Федоровна Минина, бирманистка с удивительно приятным щебечущим голосом. Галине Федоровне, я полагаю, уже крепко за пятьдесят, она инвалид второй группы, потому что перенесла операцию на мозге, у нее вырезали опухоль, но, может быть, всем сравнительным успехом нашей поездки мы обязаны ей. В Бирме она бывала бессчетное число раз, кажется, ее знает половина страны, она различает всех бирманцев в лицо, и ее знакомые — во всех слоях общества и, конечно, огромное количество разных министров, администраторов и деятелей искусства. Большинство ссор с Пулатовым "первого периода" происходило из-за нее. Пулатову, которому очень хотелось — о, эти черты восточного человека! — купить какие-то камешки и золото, все время казалось, что во время покупок Галина Федоровна недостаточно внимательна к нему. Она действительно у сверкающих прилавков увлекалась, потому что тоже покупала что-то и себе, но претензии Тимура — я ей плачу, пусть обслуживает только меня — казались мне необоснованными. Потом эта хамская привычка торговаться и стремление торговаться через толмача: "Ты ее защищаешь, вы снюхались". Написал ли я, что по своему героическому стоицизму Галина Федоровна очень напомнила мне В.С.? Каждый вторник, четверг и субботу — дни диализов В.С. - я сжимаюсь и начинаю бояться плохих известий.

21 апреля, воскресенье. Я все же поддался на уговоры Валентина Сорокина и поехал на совещание молодых писателей в Сыктывкар. Вместе с нами ехал еще Юрий Кузнецов. Вопреки моим ожиданиям, в вагоне не было никакой пьянки, ехали довольно весело и дружно. Я читал рукопись Оксаны Северниной и книжку по английскому языку. Поначалу моя поездка казалась мне данью моей заинтересованности в делах союза, нежели деловой. Я твердо условился, что выезжаю обратно на следующий день или вылетаю в среду утром. Но по приезде сразу выяснилось, что я смогу и поработать. Все было организовано очень четко и определенно. Кстати, обе дамы, возглавляющие союз, вернее, отделение в Сыктывкаре, мои "крестницы", обеим я давал рекомендации. Одна — Лена Габузова, эта еще с семинара в Лемью, а вторая Елена Васильева, — детская писательница.

Итак, все было организовано чудесно, и уже в 4 часа дня я сел читать и проработал над рукописями до половины третьего ночи.

26 апреля, пятница. Уже много дней не пишу. Настроение плохое, в институте все разваливается, за коммуналку обрушиваются чудовищные счета. Вчера состоялся ученый совет с голосованием по Минералову. Голосование, естественно, провалилось, ибо Минералов слишком нахрапист и прямолинеен. Но удалось выслушать много гадостей, талантливо срежиссированных Е.Н. По моим соображениям, несмотря на его английский язык и бесконечные интеллигентные цитирования, дрянь он изрядная, ибо вся ситуация организована и сыграна из больницы.

Вечером ходил с В.С. в Дом кинематографистов, где у меня прихватило сердце.

Убит Джохар Дудаев, прессу это волнует уже много дней. Никакой жалости к этому герою, нет жалости и к этой стране, сосущей кровь из моей Родины.

Сегодня на работу приехал позже. Урок из вчерашнего — усталость и стремление не делать лишнего. Пусть каждый получает свое.

Вечером проводили семинар с обсуждением романа Оксаны Северниной. К сожалению, роман написан плохим, скучным языком, но мысль о выморочности интеллигенции прекрасна. Жаль, что роман не получился.

30 апреля, вторник. Пропустил поездку на дачу и то состояние удивительного спокойствия и ощущения полноты жизни, которое неизбежно появляется у меня там. Господи, вот бы и жить там: от рассвета до заката, с разной погодой, облачностью. Следить за тем, как разваливаются почки, ходить в телогрейке и сидеть по два часа за пишущей машинкой. Все мое время проваливается в быт, в выполнение обязанностей, которые я выполняю за кого-то. За одного я делаю его работу, другому я просто отпускаю грехи.

С утра проводил семинар. Это мой долг студентам за поездку в Сыктывкар. Позвал Льва Колодного, который рассказывал о Шолохове и об идее своей книжки. Здесь же всплыла и его работа о В.И. Ленине. Все это определенные знаки, тем более, что звонил Саша Варламов, надо уже заключать договор на мой роман о В.И. Наверное, буду писать две книжки параллельно.

В обед было две депутации: одна — Михаил Павлович Еремин, который уже и готов был взять кафедру, а вторая — Станислав Бемович Джимбинов. Оба сказали мне, что ни в коем случае не связывают меня и Минералова. Противостоят лишь Минералову. До обоих я постарался донести всю казуальность поведения Лебедева. Я действительно в этой всей истории был лоялен по отношению к Е.Н. Но надежда, что все выяснится само собой, — плохая надежда. Меня и слушать-то, в общем, не захотели. Значительно приятнее было ректора потравить. Но потом надо было прийти и покаяться. "А я и не знал, что вы, оказывается, пришли не проверять Лебедева, а слушать Ровнер". Ах, ах, младенцы!