Дневник, 2005 год [январь-сентябрь]

Перешутился с сидящим напротив за столом директором института искусствознания Комичем. Это очень верный защитник Москвы от современного безумного строительства. Когда после коллегии я его подвозил к институту, то ехали по Кремлевской набережной. Сразу бросились в глаза два символа сегодняшней жизни: огромное колесо с пропеллером — реклама "Мерседеса" на Доме на набережной и крест на стоящем напротив храме Христа Спасителя. А еще раньше Комич напомнил мне мое собственное высказывание о состоянии архитектуры в Москве: "Чашки еще остались, но сервиза уже нет". Сразу добавил, что в своей новой работе он поименовал автора афоризма. Я подумал, как много людей последнее время рассказывают мне что-то обо мне самом или меня цитируют.

Но сначала о министре и руководителе федерального агентства. Сидели рядышком. А в интернете выставлено интервью Соколова: "Иск направлен в Таганский суд, — коротко сообщил г-н Соколов, через паузу добавив: — Мне в иске, по сути, предлагается воспроизвести опровержение сказанных мною в эфире ТВЦ слов, тем самым во всеуслышанье заявив, что отныне я тешу себя иллюзиями о полной непогрешимости чиновников федерального агентства по культуре; однако моя позиция всем известна, она не изменилась".

В повестке дня стоял вопрос о работе в Новосибирской области по реализации Закона N 131 от 6 октября 2003 г. Практически о том, что станет, в том числе и с культурой, после разрушения старой системы ее организации. Среди прочего это и подчинение ее местному самоуправлению, и финансирование на том же уровне. Говорили довольно много. Когда появлялся на трибуне кто-нибудь из молодых, мне хотелось получить синхронного переводчика, по крайне мере про себя я переводил их речи на русский язык. Особенно хорош был Александр Михайлович Лавров, директор департамента бюджетной политики Минфина. Я отчетливо понимал, как подобным новым бюрократам-технарям люди старшего поколения мешают выстраивать их замечательные головные схемы. Что все это затеяно с целью сократить затраты на культуру, очевидно. В этом отношении почти все выступающие говорили не о том, как развиваться дальше, а о том, чтобы спасти хотя бы то, что было. И все это выдается за реформы!

Про себя я на всякий случай готовил свое выступление, которое не состоялось. У меня были такие тезисы. Объясните мне, если бы мне было шесть лет (это цитата), хорош ли 131-й закон. Потом я говорил бы о библиотеках, и о необходимости семинара — все хотели методических семинаров — в первую очередь для руководителей. Безграмотность, идущая от руководства, распространена и внизу. Ряд руководителей, которых заставили культуру финансировать, решили передать библиотеки и музыкальные школы в минобраз. Дело не в том, что, скажем, гатчинская библиотека пополняется в основном из того, что я отсылаю подаренные мне издания. Но и купить книгу в городе негде. Книжная торговля в город, где меньше 100 тысяч населения, не приходит. Прежнее же книгораспространение разрушено. Писать дальше скучно.

Вопрос о рассекречивании архивов. Тут сталкиваются разные интересы — государственные и частные. Много глупости и беззакония. Мне иногда кажется, что над архивами так трясутся, потому что боятся прецедента: слишком рано начнут рассекречивать архивы сегодняшнего действия.

В институте. Видел Ю.И. Минералова, который рассказал мне свою версию о пасквиле в интернете.

Гриша Назаров получил двойку по русской литературе. "Сергей Николаевич, что делать?" Я посмотрел в его стихи — это настоящее. Пришлось обращаться к испытанному для талантливых двоечников приему: апелляции. К счастью, Ю.И. Минералов и Леша Антонов смилостивились, поставили 32 балла. У Гриши 95 баллов за этюд, — может быть, и пройдет.

Опять был стычка с родителями 15-летнего мальчика, которому Толя Королев поставил лишь 32 балла за этюд — нечто о телевидении, — видимо, сочтя его домашней заготовкой. Родители принесли мне его уже отпечатанным на компьютере. Где взяли? По памяти мальчик продиктовал? Надо проверить, есть ли в деле черновик? Если нет, появление текста у родителей становится совсем странным. Это четвертый или пятый конфликт с родителями. По крайней мере — их недовольство и всё опять то же самое в дальнейшем. Понятно? Полный от болезни ли от перекорма папа в конце воскликнул: "Надо уезжать из этой страны!". Вообще-то мальчик не сдал и русский устный. Но папа считает, что, хоть мальчику и пятнадцать лет, он уже драматург. Его пьесы шли в самодеятельности. Каждый пятнадцатилетний мальчик — русский писатель. Будьте уверены, если бы я или Королев любой текст этого мальчика нашли, как стихи Гриши Назарова, суперталантливыми, уж как-нибудь мы сумели бы что-то сделать с его двойкой. У нас есть испытанный прием: апелляция и ошибка преподавателя. К чести Гриши, после экзамена он пошел в библиотеку и прочел все, что о стихах Бунина раньше не знал.