Дневник, 2005 год [январь-сентябрь]

25 числа, на следующий день после моего отъезда в ночной Ленинград, С.В.Михалков — просто стыдно об этом писать — вместе со своей новой молодой командой предпринял штурм "твердыни" — Дома Ростовых. Сам он (все по словам Сорокина, я старался как можно точнее их запомнить) лежал во въехавшем во двор "мерседесе", возле него вроде бы сидела жена Юля. Из автомобиля отдавал команды. На передней позиции были, так сказать, "наши" — Бояринов, Замшев, Катюков, кто-то еще, — по крайней мере, все выпускники Литинститута. Талантливую воспитали мы смену! Вообще-то, я их понимаю: старперы-де засиделись, а молодежи хочется приложения сил, почета новой литературы, ну и, естественно, денег. Я полагаю, что этот молодняк знает, как их добывать из собственности и должностей. Наряду с этим писательским и "офицерским" корпусом было вроде бы еще человек 15 тяжеловесов-охранников. Мне кажется, в России начала выводиться порода русских молодцев специально для охраны: плечистых, массивных, спокойно-наглых, нерассуждающих. Вот куда только они потом, лет через 10–15 после своей службы деваются, неужели их всех хоронят еще в молодом возрасте?.. В общем, была предпринята банальная попытка к штурму, даже взлому входной двери, но у предусмотрительного А.Ларионова за ней оказалась еще раздвижная металлическая решетка. С различной периодичностью (опять по словам Сорокина) стали появляться милиционеры и заместители районного прокурора. Под конец дня появился и сам районный прокурор. Все пытались как бы друг друга мирить, так как людей явно правых или явно виноватых здесь не было. В течение дня, когда писатели выламывали дверь, а мощная охрана им ассистировала, произошла встреча двух лидеров — Михалкова и Бондарева. Они называли друг друга по именам — "Что же ты, Сережа…." или "Что же ты, Юра…" — ведь возраст за 70 лет уже нивелирует границы, здесь все на "ты", все уже как бы за гранью банального бытия. Вроде бы в процессе разговора Бондарев предложил пойти на мировую и сказал: "Ну, давай мы изберем тебя почетным председателем, и все твои останутся на своих местах". Михалков был не против, чтоб все остались на своих местах, а относительно почетного председателя самым элегантным и дворянским образом (я опять цитирую Сорокина) сложил три пальца в известную фигуру и сказал: "Фига вам!"

Были и еще какие-то события, то ли в тот же день, то ли на следующий. Пока Дом Ростовых опечатали. Как мы полагаем, идет поиск знаменитых бумаг на права собственности, которых в этом доме ищущие не обнаружат. Самое любопытное, что при внушительных связях С.А.Филатова и Р.Ф.Казаковой с телевидением события не выходят на телеэкран. Я думаю, это объясняется тем, что главные действующие в них персонажи — а самый главный, безусловно, патриарх Михалков, всегда столь любимый мною — понимают свою сомнительную правоту и не хотят, используя уже огромные семейные связи со средствами массовой информации, чтобы об этой истории в телекартинках узнала общественность.

Мне лично почти все равно, но в этом противостоянии окончательно рушится механизм, который хоть как-то определял советское литературное пространство. А вообще-то, Михалков мало занимался своими обязанностями, которые взял на себя, и секретариат — тоже. Что поделаешь…

Когда я написал эту историю, интересную лишь для летописцев литературы и нравов нашей литературной элиты, я вспомнил о большой статье Андрея Нуйкина "Где вы, бодрые задиры?" в "Литгазете". Тема этой статьи чрезвычайно проста: объединение союзов и какой-то анализ того, что сейчас происходит. Нуйкин работает с мыслью, что писатели полностью утратили свой политический и нравственный авторитет. Я фиксирую внимание на слове "политический", потому что еще лет десять назад я говорил на одном из собраний, что мы стали придатком современного буржуазного общества, что писатели потеряли свой нравственный авторитет, который в советское время был авторитетом также и политическим, являлся политической силой. Обязательно напишу письмо А.Нуйкину об этом.

С утра занялся своим ежегодным поздравлением всех наших девушек (я вообще очень люблю праздники, ощущение хлебосольного хозяина, милое женское щебетание). Послали Соню Луганскую за большим тортом на Арбат, нарезали его, я выставил дорогие подарочные напитки, которыми у меня набит секретер еще со дня моего рождения. Девушки волнами приходили в кабинет — сначала библиотека, потом деканат, потом бухгалтерия с отделом кадров, приходили девочки с кафедры русского языка, — полдня провел чудесно. И после всего этого, часа в четыре, уехал домой, успев еще (я слежу, чтобы в этом не было никакой остановки) продиктовать Е.Я. новый кусочек о воровстве. Эссе может получиться, а может и не получиться.