Дневник, 2005 год [январь-сентябрь]

Здесь весь народ подобран качественно, мою цель — посмотреть не на Париж, а на писателей — я выполню. Унижаться до следованию списку не стану, пусть каждый появится сам по себе. Поговорим понемножку со всеми. В беседе с Толей Королевым, который похудел, обзавелся очень короткой стрижкой, посетовал, что здесь случайно, и это, конечно, так и есть Ему при взгляде на весело попивающее и жующее сообщество, пришла в голову мысль, что это хорошо организованный монолит, куда не попадает иной материал. Полагаю, что есть невысказанные законы, по которым сбиваются в кучку люди, а чтобы такому сборищу устоять, приходится впускать иногда и новых. Поговорил интересно и даже душевно с Олегом Павловым, которому именно сегодня исполнилось 35 лег. Он, как и некоторые писатели, с женой. Как бы здесь не помешала и оставшаяся в Москве В.С.! У меня сложилось ощущение, что по-человечески Павлов просто ищет поддержки и не всегда находит. Рассказывал о работе и о минувшей, пожалуй, дружбе с Солженицыным. Я все это так хорошо понимаю: нужен, не нужен, помог, занят, рассасывается дружба. Олег работал с письмами классика. С Олегом или с Толей мы приглядели определенное количество писателей, изготовляющих "гарнир" и боевых авторов вкусных "котлет". Вечер тем не менее прошел замечательно.

Я твердо решил заниматься не Францией и Парижем, а русскими писателями. Первые соображения — по поводу гипотетической делегации. Ещё одно соображение, выработанное в одной из бесед: они, конечно, телевизионную картинку захватили, а захватили ли читателя? Толя же сказал: у меня со всеми прекрасные отношения, однако никто не пригласит меня к себе в передачу. По сути, он прав, но глубинно духовное поле ухватил, конечно, и Олег Павлов, и не выходящий на телеэкран Маканин — он переигрывает всех.

В моей гостинице живет и Д.А. Гранин, утром пойду с ним завтракать.

17 марта, четверг. Утром, действительно, сначала завтракали с Д.А. Граниным — как накрывают шведский стол в дорогих гостиницах! — а потом в течение часа гуляли. Дошли до Гранд-опера, купили экскурсионные билеты и посмотрели фойе и парадную лестницу. Была еще галерея с театральными портретами и рисунками, но Д.А. ходит не быстро, и мы экскурсию сократили. Сначала о самой Опере, которую я осматривал с пристальным вниманием, особенно после визита В.В. в Большой. Французы воистину люди расчетливые — делали на века: мраморные ступени, мраморные полы, мраморные перила на лестницах. Немыслимая пышная, как женские груди и турнюры того времени, роскошь — вовсе не декорация, производит впечатление массивной подлинности. Ремонты — дело хлопотливое и тяжелое, здесь не Москва, за деньгами следят, государство не очень любит, когда на нем неконтролируемо зарабатывают. Опера — воистину имперская роскошь, ничего подобного у нас нет.

Перед зданием Оперы, почти возле дверей, встретили замминистра Л.Надирова. Даниил Александрович его хорошо знает по Ленинграду. Раскланялись, разошлись. Был Л.Надиров свеж, ясен и доброжелателен. Сказал, что вместо Лесина введен в президентский совет по книгопечатанию.

За завтраком и во время прогулки хорошо говорили с Д.А. В его разговорах теперь много грусти и какой-то тоски по былому. Я совершенно внезапно для себя развернул целую картину угасания качества жизни писателя. Начался-то разговор с некоторого несогласия: Д.А. вспомнил вдруг, сколько, при существовавших в советское время тиражах, государство "должно" писателям. Я привел свой старый тезис о том, что эти тиражи отчасти были случайными: государственные, почти без стоимости, бумага и типографии, копеечное же распространение. Государство свои "недоплаты" компенсировало другим. А вот когда эта компенсационная функция перестала работать, тут-то… И я начал говорить о снижении уровня жизни писателя: мы перестали покупать книги, мы не выписываем толстых журналов — не читаем коллег и, значит, не в курсе сегодняшней литературы… "Для нас стал недоступен театр и кино", — добавляет Д.А. Дальше мы еще немножко перебираем то, чего все лишились…

А не написать ли мне другое эссе — о жизни писателя? Вот только закончу предыдущее, о воровстве.

На обратном пути из Оперы мы говорили о неповторимом и всегда живом Париже. Как замечательно в такой день (+18) идти, наслаждаясь солнцем и светом, по улицам, любоваться чугунными решетками на окнах, подъездами и дверями. Как всё же удается французам сохранять облик своего города? Париж — это Франция. И как же надо не любить Москву, чтобы так ее изуродовать во имя среднестатистической строительной мечты.

В 11.30 министр культуры Франции давал прием в честь русской делегации Салона и награждения своих и чужих орденами Франции. Перечисляю, чтобы покончить с темой, только своих: Ольга Седакова, Ирина Прохорова и Василий Аксенов стали кавалерами ордена искусств и литературы.