Утром, как и планировал, уехал на экскурсию, которая звучит громко: по замкам Луары. Тем не менее видел все-таки много: Шамбор и Шенонсо. По мере того как много видишь, мир сужается и приобретает характер универсальности: детали соединяются, цепи отчетливо "прозваниваются", и возникает ощущение полной предсказуемости жизни каждого человека. Зачем же описывать Шамбор, уже столько раз виденный в кино и так похожий на какой-нибудь задник к спектаклям по сказкам Пушкина "О царе Салтане" или "О золотом петушке", но вот через окно машины промелькнул Амбуаз, шпиль церкви, где был похоронен Леонардо да Винчи. И сразу память услужливо подбросила контур низкого здания монастыря в Милане, куда я так и не попал, но где, знаю, его знаменитая фреска, мерцающее в вечности лицо Джоконды в Лувре, выставку макетов и бумаг Леонардо в Политехническом, его замечательная, двойным винтом через весь замок, парадная лестница, — бывают же в мире мозги, которые, предлагая всегда "красивое" решение, делают его еще и новаторским. Леонардо теперь долго еще будет преследовать меня — сознание работает, как компьютер, классифицируя по своим периметрам произошедшее за жизнь. А сколько ожило и налились соком лиц королей и деятелей той эпохи. Длинноносое лицо Франциска I, совсем по-другому вдруг увиделась и Екатерина Медичи: четверо принцев-наследников, четверо королей, и — пресеклась династия. Не верьте писателям, они видят жизнь, повинуясь законам своего, часто мстительного, сердца. Протестант Генрих Манн, защищая своих, столько понаписал про "чужих", про католиков. У Екатерины Медичи, католички, оставался лишь один шанс, чтобы свое потомство отправить в вечность, — дочь Маргарита, но она оказалась бесплодной. Эти замки держат много тайн и много загадок для психотерапевта. Чего стоит только роман Франциска II с Дианой де Пуатье. Какие истории! Вполне взрослая, по тем временам, женщина, по некоторым сведениям любовница отца короля, Франциска I, везет мальчика в Испанию, в некую "обменную" ссылку, а, став королем, мальчик вспоминает о своей "воспитательнице", и начинается самый невероятный в жизни роман. Ну, как же жизнь похожа на литературу и как литература, в свою очередь, похожа на жизнь!
Что-то случилось с моим дневником: другой стиль, другой подход к жизни. Какая тоска по молодым годам, по невозможности реализоваться, по невозможности до смерти расковаться и стать самим собой! Может, так действует на меня книжка Анатолия А…. "Призрак", которую я читаю на ночь? Скандал, вызванный этой книгой блестящего русскоязычного молодого писателя, связан не только с ее свободным письмом и узнаваемостью в персонажах некоторых французских славистов, но и, преимущественно, с появлением там некоего Когана с семейством. О наших — ни гу-гу, потому что ты плох изначала, если не наш.
"Пьеса и положение телеведущих". Можно удивляться, почему на выставке нет еще телеведущей и сценаристки Смирновой, Дуни-тонкопряхи.
Чего не узнаешь в туристском автобусе! Летом в Париж на отдых с семьей — жена и двое детей — на две недели приезжал Пинчук, зять Кучмы. Турфирма, которая возила нас по Луаре за 180 евро, с него хапнула 200 тысяч евро. За книгу о замках отдал 9 евриков.
22 марта, вторник. Снова завтракал с Д.А.Граниным. Он рассказал эпизод из воспоминаний Бунина о Толстом, я их не помню. Бунин решил сходить в Хамовники, навестить Толстого. По дороге видит: старый мужик везет на саночках ведро воды. Оказалось, это Толстой. Пока они шли к дому, у Бунина промелькнуло три эшелона мыслей: выпендривается, простоту из себя корчит, второе — нет, это полезные физические упражнения, третье — да ни о чем подобном он и не думает, просто взял ведро и поехал за водой. Так для меня и Гранин. Все мои предубеждения по отношению к нему ушли. Он — единственное, что мне здесь, в Париже, по-настоящему интересно. И это не сопоставление того, что мне рассказывали и что я знал умозрительно, это уже мое отношение. И только мое.
Вчера Д.А. был в церкви Сен-Женевьев, на могиле Бунина и Декарта. Поговорили о том, почему я люблю кладбища. Здесь яснее всего выражено торжество несправедливости. Именно места, физически самым непосредственным образом связанные с конечным, находятся в небрежении: великие могилы или в забросе, или, если они в моде, их тревожит постоянный гул сапог, они предмет торговли.
Утром же уехал на Салон. По дороге в машине разговаривал с Николаем Филипповичем……, директором организации, создающей подобные выставки. Это моя обычная пытка светским разговором, в котором я, прикидываясь, что знаю всё и обо всём, выпытываю массу подробностей. Но, дай Бог злости и злобы, я об этом позже публично расскажу.