8 апреля, пятница. История с пьянкой наших ребят в зале заочки и разломанной входной дверью развивается довольно скверно. В связи с тем что охранник вызвал милицию, мы попали в какие-то сводки, здание в центре, значит приехали ребята из ФСБ. Построили наших молодцов и мотали им душу. Теперь везде ищут террористов, наши попали под эту кампанию. Центр! Выяснилось, правда, что дверь сломали не наши студенты. Оказывается, к Лёше Козлову пришел приятель, который — полагаю, после выпитого в недрах издательского отдела — направился в туалет. Тут его прихватило, и молодой человек не стал ждать, а ударил ногой по двери и вышел на волю. Так что были некие параллельные действия: наверху пьют пиво поэты и прозаики, а внизу ломает дверь издательский гость… Думаю, что историю с разбитой дверью пытались замять, но тут, к счастью, признался во всем Леша Козлов. Я даже вздохнул с облегчением: теперь никого не придется выгонять.
9 апреля, суббота. На дачу поеду в лучшем случае только вечером, а может быть и завтра. В институте сегодня соберется правление садового кооператива: новые налоги, новые расценки на электричество, новое качество жизни, все это требует немедленного решения.
Утром ходил гулять с собакой, день замечательный, снег дотаивает. На некоторых подъездах висят маленькие компьютерные плакатики, кое-что я записал. "Путяру — на нары". Или более обобщенно: "Народ молчит. Как хорошо. Отнимем что-нибудь еще!"
В институте собрались наши обнинские кооператоры, восемь человек. Все о том же, а главное — о прессе, который государство теперь оказывает на мелких, а по сути, нищих собственников. Около 40 человек у нас не платят ни за электричество, ни годовые взносы. Одни потому, что считают себя инвалидами и пенсионерами — значит "нам положено", другие потому, что привыкли жить при советской — вот здесь я и не побоюсь употребить это слово — "халяве". Правда, психология нашего кооператива, где всегда работали всевластные журналисты-радийщики и телевизионщики, тоже своеобразная!
Начал читать "Чужую маску" Марининой. Захватывающе.
10 апреля, воскресенье. Весь снег уже стаял. По объему работ, которые я произвожу весной за один присест, можно определить, как быстро уходят силы и теряются возможности. В теплице посеял (может быть, и рано) петрушку, укроп и салат, накрыл всё полиэтиленом. Покрасил рейки для другой теплицы. Вот и всё! А устал-то, аж задохнулся…
С каким-то поразительным всплеском внимания читаю Маринину. Я отчетливо понимаю, что все коллизии, которые она описывает, не войдут в мое сознание как мои собственные, потому что сюжеты "избранны", криминальные ситуации специфичны, да и люди, связанные с этой жизнью, — не мое, не мой народ, не люди моего сочувствия. Очевидно, что сюжет Маринина конструирует очень ловко, здесь многоголосица историй, которые писательница сумела переплести. Я полагаю, что читателя "забирают" скорее истории, сами факты, но характер её ума таков, что при помощи бытовых ходов она интересно умеет соединять одно с другим. Тем не менее как высоко информационное поле! Разные люди, разные подробности! Мне кажется, она очень точный психолог. И если мы говорим о литературе высокого класса, то дело тут в языке. Этот язык вообще-то достаточно тяжело попадает в подсознание, потому что сознание не сопротивляется всему, о чем рассказывает писательница. Информация, которую она дает — очень умная, несущая и бытовые ощущения, и если ее читает такая бездна народа, значит дело обстоит не так, как пытаются представить завидующие ей писатели. Если не можешь писать "для вечности", как исследователь, это не значит, что можешь писать, как Маринина: для этого тоже нужен талант недюжинный.
Вечером возникли новые страсти по поводу президента Акаева. Киргизский парламент уже не удовлетворен тем заявлением, которое написал ему бывший президент. Во что бы то ни стало парламент теперь хочет импичмента, он лишил Акаева статуса первого президента, лишил его семью неприкосновенности, теперь он хочет лишить неприкосновенности и самого бывшего президента. В известной степени это справедливо: всё время прорываются мотивы о растаскивании собственности преимущественно членами его клана. Ах, ах — вежливый, интеллигентный академик-физик! Любопытно, что, выражая попутно боязнь, как бы такое не повторилось с первым президентом у нас (а у нас это может повториться по тем же самым причинам: слишком много власти "семья" захватила для себя, уже достаточно нам было представлено фактов мародёрства на разрухе), звучит мысль: или бунт, или давайте парламентским путем организовывать жизнь, достойную не только для нескольких избранных.