Дневник.2007. Первая половина

Свои рассказы, в том числе о снятии депутатов или партий с выборов, Миронов называет новеллами. Наказание должно соответствовать нарушению. Он говорит, что часто снять с выборов могут за техническую ошибку. Говорил, что уже ввели или собираются ввести в выборную систему понятие «империал», когда партия, получившая наибольшее количество голосов, премируется. Система действовала в мировой практике только единожды: в Италии при Муссолини. По мнению Миронова, порог для партии в 7 процентов не способствует демократизации власти. В Европе порог для партии 2-4 процента. Миронов полагает, что в России порог надо сделать в 5 процентов, а в регионах он должен опуститься до двух. Сегодня в России 16 партий. Сбор подписей превратился в бизнес для специально созданных контор, денежный залог для партии в 60 млн. руб. – слишком высокая сумма, считает Миронов. В Санкт-Петербурге договорились даже до 90 млн. руб.

Много говорил Миронов о законодательной деятельности, о бессистемности в ней. Свод наших законов он представляет лоскутным одеялом. Какое министерство первым добежит – тот закон и продавливается. Он говорил о законодательной инициативе, прописанной в Конституции. В списке субъектов инициативы: Президент, Совет Федерации, члены Госсовета, депутаты Госдумы. Но есть еще и правительство. Так вот, основные законы, принимаемые Думой, инициированы правительством. Естественно, оно делает так, чтобы прошли законы, удобные ему. Законы, внесенные в интересах провинции, составляют 5 процентов. Почему? Потому что в них прописана статья: «Новый закон требует финансирования». Естественно, правительство дает отрицательное заключение. В этой связи интересно одно наблюдение Миронова: за последние три года президент уже трижды говорит о северных надбавках, а закона нет. Госдума не хочет ссориться с правительством, Миронов также упоминал о контрольных функциях, которыми парламент почти не пользуется.

На том листике, где я всё это писал, есть такая пометка: Миронов говорит как человек, хорошо знающий проблему и дело. В конце он рассказал об интересном эпизоде, когда Дума приняла закон о Знамени Победы, на котором исключены из символов Серп и Молот, а сделано по-аме-рикански: знамя и звезда. Выступая по телевидению, любимая мною г-жа Слиска сказала: мы преодолеем вето Союза Федерации. Но не тут-то было: вето наложил и президент.

Когда Миронову стали задавать вопросы, молодцом показал себя В.Н. Ганичев: поднял вопрос о творческих союзах, который сами они не могут внести в Думу, потому что, по Конституции, не имеют права законодательной инициативы. И он спросил: а может быть, мы передадим бумаги в Совет Федерации, а уж он внесет их в Госдуму. Миронов ответил, что в прошлом году это предложение было вносить рано, в будущем – может быть поздно, а вот сегодня – как раз.

Я также не знал подробностей истории с мироновской декларацией, он рассказал об этом. Не думаю, что хотя бы один из руководителей Федерации хотел бы, чтобы его декларацию публиковали… Я задался вопросом: как ему живется и работается в атмосфере скрытого неодобрения и ненависти коллег?

Когда первая половина вечера закончилась, и все уже садились за патриарший стол, а я, грешный, предвкушал вкус филе из судака с крабами, тем более, что именно сегодня внес членские взносы, – опять позвонил Витя. Он дома, В.С. заперлась в ванной. Я сразу все понял и, естественно, бросился домой. Через двадцать минут был у себя на улице Строителей.

Состояние В.С.– это особый разговор. Думаю, что женщины из породы ящериц: у той обрубают хвост, а он опять вырастает. Уже часов в одиннадцать В.С.заговорила, была абсолютно осмысленной.

27 апреля, пятница. Утром В.С. самостоятельно встала, прошла на кухню, критически вспомнила вечерние события. Но аппетита у нее, правда, нет. Очень боюсь, что она отплывает. Стараюсь об этом не думать, но, как говорится, объективная реальность стучится в дверь. Уже второй раз ее не берет обратно «скорая помощь», она почти перестала есть и похожа на мою мать, когда та уходила из жизни. Еще одно – она стала совсем бесплотной. Уж такая легкая, что даже я могу почти без усилий поднять ее и посадить в ванну. Передвигается по квартире хотя и медленно, но будто летает, не издавая ни единого звука. Но я до сих пор помню ее отчаянно молодой, энергичной и решительной. Мне кажется иногда, что я люблю ее еще больше, может быть, отношение к ней соединилось с любовью-тоской по моей матери и даже нашим неосуществившимся детям.

Тяжелый день, ознаменованный потерями.