Дневник.2007. Первая половина

Из больницы я сразу же, не заезжая домой, поехал к П.А. Николаеву, который, как обычно 9 мая, собирает друзей. Собрались все мне знакомые: Т.А. Архипова с сыном, Ира, Лена, его издатели. Ира – гениальный автор роскошного праздничного стола, который она готовит неделю: печеночный торт, голубцы, блинчики с капустой, салат из говяжьего сердца, селедка, картошка, овощи, сладкий торт. Как хотелось попировать, но я помнил – к шести мне снова в больницу. А перед тем придется забежать домой: надо взять на всякий случай рекормон для диализа, кисель и сменное белье.

Руководил застольем старый друг Николаева – Борев. Он очень точно назвал 9 мая главным праздником народа. Поздно вечером, когда снова ходил к Николаеву, я вспомнил эти слова – так много на улице было празднично ликующих людей. Редкое совпадение идеологических посылов государства и глубинного ощущения народа.

Петр Алексеевич сидел во главе стола в пиджаке, шуршащем металлически, как кольчуга, от многочисленных орденов и медалей. Он говорил о своей юности, о первой учительнице, об участии в освобождении Ясной Поляны – сюжеты для меня уже известные, – потом о своем неожиданном назначении Сталиным, который ткнул в него пальцем: «Этот будет заместителем министра». Стон: «Я хочу быть профессором МГУ» – остался гласом вопиющего в пустыне.

Замечательно говорил Леонид Макарыч, вспомнивший ряд знаковых событий своей жизни – женитьбу, рождение детей. защиту докторской диссертации… «И все же главным была война, – сказал он, – и мое в ней участие».

Настала очередь сказать мне. Я припомнил начало войны, увиденное глазами пятилетнего мальчика, и ее окончание, когда мальчику было уже девять. Но все тяготы страшного четырехлетия не дали нам с братом почувствовать старшие – учителя и, в первую очередь, наша мать.

Два часа провел у В.С.Нашей, сейчас уже могу сказать, очень неплохой медицине не хватило пороха на средний персонал. Работают люди из Подмосковья: либо старые, у которых уже не хватает сил, либо молодые, циничные и наглые. Та нянечка, которой Витя вчера дал деньги, практически ничего не сделала. Сегодня у меня на испытании другая, полная, но живая старуха. Она из Александрова. Рассказала об огромном текстильном комбинате, который давал работу городу и который приватизировали. «Вывезли все станки, остались только столы». Я на мгновение увидел этих не старых, но холодных и бестрепетных приватизаторов. Дети Арбата. Или дети Гайдара. Он, как самка крокодила, держал их до поры до времени в пасти.

Вроде бы договорился с соседкой B.C., что она соберет ее на диализ, но, наверное, приеду и завтра утром.

По дороге из больницы пишу в метро дневник. Дома читал Кюстина, книга которого с каждым днем кажется мне все интереснее. Включил в паузе телевизор и засмотрелся. Прекрасная картина: сопротивление в Голландии немецкой оккупации, сделано здорово и увлекательно, почти так же плотно, как у Лиозновой. Правда, большая часть сюжета вертится вокруг спасения еврейских семей, да и героиня еврейка, но все точно, художественно оправдано и не вызывает отторжения. Дождался титров и увидел – почерк титана чувствуется всегда – Поль Верховен. В этот самый момент задребезжал телефон. Звонит Ира. Похоже, у П.А. Николаева инфаркт. Я собрался и пошел через дорогу к нему.

Это последний мой взгляд на живого Петра Алексеевича: он сидит без рубашки на диване. Огромный, мощный. Я подумал, что все-таки он полноват. Голый череп и плечи неестественно белого, уже безжизненного цвета, врач «скорой помощи» заставляет его дышать через респиратор кислородом. Два уже использованных баллона стоят здесь же. Позже приехал еще и реанимобиль кардиоцентра. Ира несколько раз принималась плакать навзрыд. Это отчаяние, так же как и стиснутые зубы и отчаяние Лены, многоаспектно. Чтобы отвлечься – вернее, во мне работает какой-то механизм самосохранения, включенный только в 70 лет, – я ушел на кухню мыть посуду.

Вскоре после моего ухода от праздничного стола П.А. почувствовал себя плоховато. Ирина перевела гостей в другую комнату, где они еще пару часиков сидели. Думали, что простое утомление, звонили врачам, что-то капали, потом вызвали неотложку.

Я уже домыл посуду, когда из большой комнаты вышел врач: «Мы были почти уверены, что сделать ничего не сможем, но пытались». Я понял, что борьба шла серьезная. В этот момент фельдшер прошел в ванную комнату мыть катетер в каплях крови. Через открытую дверь я увидел П.А., уже лежащего на полу. На ногах шерстяные толстые носки, кажется, из тех, что я подарил ему на какой-то из праздников. Теперь надо ждать сначала милицию, потом врача из поликлиники – такова процедура.

Я ушел, когда приехали вызванные по телефону родители Лены, она вместе с Ирой – главные наследницы. По крайней мере, у Лены есть от покойного генеральная доверенность.