Дневник.2007. Первая половина

Я давно заметил, что медленно и мучительно меняю свои взгляды на национальный вопрос, как-то ко всему начинаю относиться спокойнее. Ну что же, большая страна с очень доверчивым населением, некое поле, где легко можно найти клад, вот они все и едут. Почему только, довольно таки хищнически относясь к стране, дающей заработать и жить, они еще и нагло подчеркивают свою национальную самость, отличную от русских. Вчера вечером в одной из телевизионных передач о ЧП, кажется по московскому каналу, опять показали двух неопрятных грузин, занимавшихся вымогательством.

Таисию сегодня выписали, она перекочевала к мужу в нефрологию. На ее месте теперь лежит молодая беременная женщина с подозрением на аппендицит. Вместо Жени, которая занимала среднюю кровать, в праздники положили Александру с обострившейся язвой. Милая женщина терпелива, но, кажется, пьет. Как мне сообщили, она поступила в больницу «с тремя плюсами по ацетону в крови». Видимо, довольно регулярно пьет и взрослая дочь пожилой Зои Сергеевны, у которой в один день с В.С. соперировали желчный пузырь. Зоя Сергеевна переживает, когда та навещает ее навеселе. У окна койка еще одной страдалицы с такой же фамилией, как и у В.С., – Галина Иванова, кажется, из Тамбова. Вот она-то больше всех и занимается В.С. У нее сложное заболевание пищевода, которое лечится какими-то прижиганиями. В пищевод опускаются специальные кольца, которые каким-то образом сохраняют его цельность. Подобное в их областном городе делать не могут. Галя с грустью описывает ту нищету и запустение, которые царят в провинциальных больницах, через которые на прошла.

Я вообще много думаю о больнице и стараюсь определить, как я ко всему этому отношусь. По крайней мере, лекарства есть, и меня не просят что-то покупать. Кормят, конечно, неважно, сама больница обшарпана, невероятно старые продавленные кровати, ужасные стулья, тумбочки, медицинские кресла, вся медицинская утварь. А можно ли выхаживать людей, когда средний медперсонал получает буквально гроши? Все это контрастирует с победными реляциями, звучащими из уст нашего лидера и его министра. И это в Москве.

12 мая, суббота. Вечером я все же решил, что на сегодня В.С. оставляю на Витю. Тем более, что с воскресенья я опять становлюсь на вахту. У меня уже давно ощущение, что я и сам скоро не выдержу, а держался столько лет лишь потому, что каждую неделю два дня ездил за город, на чистом воздухе нагружая себя посильной физической работой.

Эту свежесть мой организм почувствовал сразу же, как только я вышел на даче из машины: что-то закрутилось быстрее и менее печально. Так иногда едешь и мучаешься, потому что залили тебе в бак «паленый» бензин, а потом подзаправишься на хорошей колонке новьём, и машина опять резво побежала. Везде зелень, но весна какая-то потаенная, неуверенная. Столько предстоит земляной работы, может быть в смысле конечного результата и бессмысленной, но мне интересной. По дороге купил семена петрушки, огурцов, моркови и кабачков. Сегодня, конечно, всего посадить не успею, а завтра уже будет и поздно.

И тут же, на участке, меня ударило известием: умер в 42 года Андрюша, сын Татьяны и Валентина Матвеевых – рак поджелудочной железы. После него осталось трое детей.

Весь день провел на огороде. Вечером позвонил Вите: В.С. после диализа опять очень слаба, но температуры нет.

14 мая, понедельник.Утром поехал в МГУ на похороны Петра Алексеевича Николаева. Только что жил человек – и уже нет. Квартира его еще кому-то станет нужна, а вот огромная библиотека книг с автографами осталась без хозяина, и никому не будут нужны фотографии на стенах, предметы быта, которые были освещены смыслом только при жизни П.А.

Гражданская панихида состоялась в большом фойе на втором этаже, там, где клубная часть. Я пришел первым, когда катафалк еще не прибыл, и внимательно рассматривал зал, мебель, колонны. Вот уж где подходит название «дворец», так это здесь. Высокая степень продуманности соседствует тут с идеологией. По обе стороны роскошных, покрытых, как в Колонном зале, искусственным мрамором стен стоят крупные, в рост, фигуры Пушкина и Горького, а вдоль стены, выходящей к центральному входу, – бюсты классиков от Тараса Шевченко и Гоголя до Шота Руставели и Низами, всё соблюдено. Здесь невольно думаешь, как умела империя строить с любовью и на века и еще давать работу своим художникам. Какие все это были дорогие заказы и какое качество требовали худсоветы от исполнителей. Написал ли я, что вся эта скульптура из мрамора? Здесь невольно просятся сравнения. Уже сейчас от всех новых московских построек, в том числе и от банков, разит не искусством, а лишь деньгами. Думаю, с годами этот запах будет усиливаться.

На панихиде было немало людей, но не так много, как покойный, имевший многочисленных учеников, заслуживал. Студентов не было, гроб вносили рабочие. Не было на панихиде и ректора, как я ожидал.